– Я должен, Эсми. Я подчиняюсь иному голосу.
Иному, не ее голосу; это понимание болью отозвалось в душе Эсменет. Но он никогда не подчинялся ее привычкам, ее тревогам, даже ее надеждам… Ее побуждения не касались его. Они стояли рядом, но Келлхус уже ступил на непостижимую тропу. То, что двигало им, повелевало ходом планет в ночном небе.
Внезапно он показался Эсменет диким и чуждым, как скюльвенд… Порождение каких-то ужасных сил.
– А как же Акка? – быстро спросила она, чтобы скрыть момент своей слабости. – Разве он не пойдет с тобой?
«Тебя нужно защищать!»
– Там, куда я иду, никто не может сопровождать меня, – сказал он. – Кроме того, я вне его защиты. Сейчас он это знает.
Его слова пугали, но звучали просто и решительно.
– Но Ахкеймион захочет знать, куда ты ушел.
Келлхус улыбнулся и покачал головой, словно говорил: ах, этот Акка…
– Он знает. Думаешь, ты одна терзаешь меня вопросами из наилучших побуждений?
Почему-то от его мягкого юмора Эсменет захотелось плакать. Она упала на колени, уткнулась лицом в мох у его ног. Наверное, подумала она, эта сцена нелепо выглядит – на разрушенной стене, на коленях. Обычно ее играют на твердой почве. Жена у ног уходящего мужа.
Но Эсменет было все равно. Он – ее единственная мера. Единственный суд…
«Возьми и используй меня».
Люди всегда живут в присутствии чего-то великого, превосходящего их. Часто они не обращают на это внимания. Порой под влиянием гордыни и страстей борются с ним. Но великое остается великим, а люди, как бы ни были безумны их замыслы, остаются ничтожными. Только если пасть на колени, если предложить себя в качестве орудия, можно найти свое истинное место в мире. Только преклонение помогает узнавать друг друга.
В подчинении есть восторг. Уязвимость перед тем, кто выше тебя, опасна – это как позволить незнакомцу трогать твое лицо. Появляется ощущение глубокой связи; словно понять можно только того, кто сам понимает собственную ничтожность. Приходит облегчение, будто с плеч сняли тяжкий груз, а вместе с ним – освобождение от ответственности.
Парадоксальное чувство свободы.
Все голоса стихли. Растаяло утомление от бесконечного позирования, когда живешь у всех на виду. Как это пьянит и возбуждает – отдать себя чьей-то власти.
Со снисходительным смехом Келлхус помог ей встать на ноги. Он даже нагнулся, чтобы отряхнуть подол ее платья.
– Знаешь ли ты, – спросил он, глядя на нее снизу вверх, – что я люблю тебя?
Эсменет улыбнулась, и одна часть ее души по-девичьи вспыхнула, а другая, старше и мудрее, глядела на него опытными глазами шлюхи.