Должно — но не обнаруживалось. Лодки частым гребнем прочёсывали озерцо — эхолоты не показывали ничего, кроме рыбы. РЭБовцы меняли фильтры на пеленгаторах, пытаясь по изменениям диаграммы направленности вычислить местонахождение «глушилки» — и тоже пока безуспешно… У Алладина крепло тоскливое ощущение провала. Возможно, последнего его провала в должности заместителя начальника оперативного отдела.
«Глушилку» обнаружили случайно — повезло. Работала она не совсем бесшумно, один из прочёсывавших местность бойцов услышал странное гудение, доносящееся из дупла старой, кряжистой берёзы. Там и стоял генератор «белого шума», а замаскированные коаксиальные кабели тянулись в разные стороны, к передающим устройствам. Опасясь мин-ловушек и прочих сюрпризов, дупло расстреляли из подствольного гранатомёта. Эфир тут же очистился от помех…
И почти сразу из домика — в буквальном смысле разбираемого на доски и брёвна — раздались радостные крики. Увидев вторую находку, Алладин понял: оно. То самое, от чего его внимание так старательно отвлекали…
6
6
Сознание Светлов не потерял. Но способность воспринимать окружающий мир претерпела существенные изменения — все дальнейшие события остались в памяти рваными, плохо связанными между собой фрагментами.
Навстречу ему летит что-то большое, белёсое, — и ударяет с мягким шлепком. Живот девчонки, догадывается он. Влажная плоть отвратительно липнет к лицу…
Затем — спустя секунду или долгие годы — под лицом уже трава. А где-то совсем рядом женский плач, невнятные крики, плеск воды — но повернуть голову и посмотреть, что там происходит, нет ни сил, ни желания…
Затем его переворачивают — звёзды на небе подёрнуты лёгкой дымкой, а больше ничего не видно, даже луна куда-то исчезла, пропала, потерялась… Или это лишь Светлов не видит её…
Затем его бьют ещё раз, в бок — кажется, бьют, потому что боль от удара он не чувствует, просто тело сотрясается и что-то мерзко хрустит там, где — когда-то, в иной жизни — располагались его рёбра…
Затем глаза слепит резкий свет фонаря, и на лицо что-то льётся. Светлов понимает: это «что-то» — горячее и вонючее — отнюдь не вода. Способность чувствовать и двигаться возвращается медлительно и неохотно. Но первой возвращается боль — в боку и затылке. Он двигает рукой, головой… Протяжно стонет.
Мерзкий смешок:
— Не хужее нашатыря, ге-ге! — и льющаяся на лицо струя иссякает. Фонарь гаснет тоже.
— Так аммиак же, и там, и там, — слышится рассудительный голос, на удивление спокойный. И принадлежащий далеко не молодому человеку.