— Вот и ладно, — президент выглядел удовлетворённым. — Ты, Аристарх, набросай всё же проектик образовательной программы, а ты, Олег, продолжай искать пропажу. Я вас больше не задерживаю, господа советники.

* * *

Хромов открыл глаза и прислушался. Тишина стояла редкая. Либо звукоизоляция хороша, решил он, либо в доме ничего ещё не происходит. К тому же не город, а самый что ни на есть центр дремучей тайги, в городах такой тишины не бывает по определению. Он повернул голову и посмотрел в окно. Темнотища. Значит, рань несусветная, и все дрыхнут. Сколько, интересно, натикало? Он вспомнил, что положил вчера часы на прикроватную тумбочку, протянул руку и тут же обнаружил, что часы ему, в общем-то, не нужны. Он и так знал время. Восемь часов, семь минут и двадцать три секунды. О, как! Это, наверное, то, о чём говорила Вивьен: спонтанное проявление мелких, но порой необходимых, дополнительных способностей. Захотел узнать время — сразу получил ответ. Хромов с урчаньем потянулся и отбросил угол синтепонового одеяла. Не то, чтобы было жарко, просто появилось такое желание. Как там Дорин советовал: если чего-то жаждешь, надо представить себе очень конкретно, в деталях, и оно появится. «А откуда?» — спросил тогда Клеменс. «От верблюда, — Раф изобразил руками два горба. — Обычное превращение энергии в материю. Эйнштейновская формула эквивалентности. Раз — и готово! Ты — оператор, энергии вокруг тебя хоть отбавляй, а структура и свойства того, что ты хочешь, снимаются из информационного поля Земли. Как понял? Приём». «Значит, чем дальше от Земли, тем хуже должно получаться?» — не отставал Джек. «Не знаю, не пробовал».

Хромов улыбнулся и конкретно представил себе высокий стакан апельсинового сока. Холодного. Нашарил в темноте выключатель, щёлкнул, и абажур бра отбросил на одеяло круг зеленоватого света. На тумбочке стоял запотевший тонкостенный сосуд. Вот так, подумал Виктор, действительно, что может быть проще. Это тебе не на Марс в трусах высадиться. Впрочем, сейчас каждый из них мог проделать такую штуку, и умиляться тут было нечему. Вот если бы отцу такое продемонстрировать или маме. Он вспомнил, как в детстве всегда хотел чем-нибудь потрясти родителей, чтобы они очнулись, наконец, от своей спячки и с радостным удивлением сказали: «Ай да, Витюша! Ну, молодец!» Но в детстве как раз ничего подобного он и не умел, зато теперь получил сполна всё, о чём только можно было мечтать. И самое главное — он обрёл настоящую, взаправдашнюю семью, где друг друга понимают с полуслова и стремятся беречь эти отношения. Шутка ли, у него нынче восемь братьев и две сестры, причём одна из них старшая и мудрая. Хотя, наверное, она больше тянет на роль мамы. Как она сказала? «Вы — наши подопечные»? То есть подростки, за которыми надо присматривать. И трое отцов, оставшихся на орбите, но всегда незримо присутствующих. Нет, не хочет он их так воспринимать. Всё-таки лучше братья и сёстры. Как-то душевнее и вызывает совершенно другие ощущения.