– Фабрику фаранга?!
Ее веселит такой задор.
– Главный источник надо обязательно обеззаразить. Разве не это наша работа?
– Ты – новый Тигр! – Паи восхищенно хлопает ее по спине, потом вспоминает о субординации, поклоном просит прощения за свой пыл и убегает дожигать деревню.
– Новый Тигр, – негромко повторяет Джайди. – Неплохо.
– Не моя вина, что после вас им в начальники нужен сорвиголова.
– Но выбрали-то тебя?
– Им только факел покажи – пойдут за тобой.
Джайди смеется.
* * *
За насыпью ждет пружинный мотоцикл. Мальчишка вскакивает в седло и ждет, пока капитан устроится позади. Они едут по улицам, лавируя между мегадонтами и рикшами; трубит клаксон, город летит мимо, вдоль дорог продают рыбу, одежду и амулеты с Пхра Себом – Джайди особенно любил посмеяться над последними, но Канья втайне носила такой на цепочке поближе к сердцу.
– Слишком многих богов ты хочешь умилостивить, – заметил призрак, когда та, выезжая из деревни, коснулась подвески. Однако она пропустила шпильку мимо ушей и всю дорогу молила защитить ее, хотя и понимала, что защиты не заслужила.
Скутер делает разворот, замирает, Канья спрыгивает на землю. На золотых узорах Священного столпа играют первые отсветы дня. Кругом уже вовсю продают бархатцы для подношений, среди белоснежных стен разносится пение монахов и музыка танца кхон. Прежде чем она успевает поблагодарить мальчишку, тот уезжает. Один из облагодетельствованных Аккаратом, и скутер ему наверняка достался даром, но в обмен на преданность.
– Ну, и какова же твоя цель, дорогая моя Канья? – любопытствует Джайди.
– Сами знаете. Та самая, какой я поклялась достичь.
– И она тебе по-прежнему нужна?
Канья ничего не отвечает и входит в решетчатую дверь. Даже на рассвете храм забит верующими: люди сидят, склонившись перед статуями Будды и алтарем Пхра Себа, который размерами уступает лишь тому, что стоит в министерстве, преподносят цветы и фрукты, разбрасывают гадальные палочки. Воздух гудит от пения монахов, оберегающих город с помощью молитв, амулетов и сайсина, протянутого к плотинам и насосам. Священная нить подрагивает в сером предутреннем свете, бежит по столбам над улицами от сердца Крунг Тхепа и кольцом обвивает дамбы. Монотонные распевы не умолкают ни на минуту, охраняют Город божественных воплощений от вод, готовых его поглотить.
Канья покупает благовония и пищу для подношений, идет по мраморным ступеням в прохладу внутреннего придела, опускается на колени перед столпами – старым, перенесенным из погибшей Аютии, и новым, побольше, бангкокским. Здесь – начало всех дорог, сердце Крунг Тхепа, дом стерегущих его духов. С порога хорошо видны высокие стены дамбы; Канья понимает, что стоит в нижней части огромной чаши, что город беззащитен, открыт со всех сторон, а это святилище… Она поджигает благовония и почтительно склоняет голову.