Тряска замедлилась, носилки закачало, Шади истошно заорала – подстрелили, подстрелили верблюда! Паланкин повело в сторону, она завизжала, прижимая к себе плачущего навзрыд мальчика.
Погонщик орал что-то невообразимое. Удар о землю сотряс все внутренности, щелкнули зубы. Пытаясь выпутаться из занавесок, Шади увидела сквозь ткань силуэт мужчины – верблюжатник бестолково метался вокруг. Свистнуло, из горла тени проросла стрела.
Визгнув, Шади рванула занавески в сторону, прижала к себе ребенка и выглянула – кругом стояла сплошная пыль, ничего не видно.
Сжавшись, она сглотнула.
Мальчик замолчал, только смотрел на нее – преданно так, цепляясь ручками и ножками, как обезьянка. Молча так смотрел, серьезно.
– Раз. Два. Три, – скомандовала она себе.
Всхлипнула. Сжала зубы. И рванула с места – туда, где должно было проходить глубокое русло давно отрытого, но еще не заполненного водой канала. Кусты, она спрячется в кустах на склонах.
Из пыли на нее вынесся конь.
– Девка! Вон она!
Шади метнулась в сторону, копье свистнуло под ноги, она запнулась о древко, с криком покатилась, сжимая в объятиях цепкое теплое тельце.
Всхлипывая и молясь, она пыталась подняться. Слитный топот копыт и страшный, заливистый вой ворвался в уши. Ее вздернули за ворот платья:
– Сестренка!
Джунгарское лицо в разводах пыли и пота нагнулось ближе. Шади помотала головой, обессиленно пошатнувшись.
– Где Юмагас? – крикнуло лицо.
– Там, – она кивнула в сторону пыли, поглаживая, поглаживая Мусе спину.
Мимо проносились кони. А она все шла, шла сквозь пыль, поглаживая детскую спинку. Тихо-тихо-тихо-тихо, а тихо-тихо-тихо-тихо…