Значит, Узза раздумала являться. Не пришла. Не вняла. Конечно. Зачем Уззе ее лепешка. В старые времена Богине приводили верблюдов.

– Поднимись, дочка! – ласково сказал женский голос из-за спины.

Рабаб медленно обернулась.

Высокая женщина отвела от лица край черного платка. И улыбнулась:

– Мне и впрямь не нужна твоя лепешка, о Рабаб. Да и финики оставь себе, дочка, – не ем я фиников.

Сглотнув, ашшаритка медленно поднялась на ноги. Колени ощутимо дрожали, ноги подгибались.

Перед ней стояла самая обычная женщина в глухой черной абайе. Вот только Рабаб едва ли доставала ей до плеча.

– Что случилось, дочка? – Полные темные губы богини снова изогнулись в приветливой улыбке.

– Матушку убили, все имущество покрали, – мертвым голосом ответила Рабаб, и по лицу холодными ручейками потекли слезы.

– Кто? – тихо, но очень внятно спросила богиня.

– Сыновья Дарима, – всхлипнула в ответ женщина. – Мы из племени манасир, наша семья исстари кочевала у подножия горы, и мы всегда приносили тебе…

– Я помню, – мягко прервала ее Узза. – Так что с сыновьями Дарима?

– Они из бану килаб, – снова всхлипнула бедуинка. – Каждую весну нападали на нас – подлые псы, отродья блохастой суки… Знали, что отец давно в земле!

И, вдруг разъярясь, Рабаб поведала всю историю – как оно все случилось и как она, дочь Шамты, дочери Даххака, дошла до такой жизни:

– А матушка брала с собой сорок свирепых рабов, и выезжала в поле, и сражалась с отродьями Дарима копьем и дротиком! И всегда отгоняла воров и грабителей!

– Я знаю, – медленно кивнула богиня. – Шамта – из благородных женщин, с крепкой рукой и отважным сердцем. Госпожа многих шатров, щедрая и великодушная. Я покровительствовала ей, и ее матери, и матери ее матери.

– Вот! – вскрикнула бедуинка, трясясь то ли от холода, то ли от злости. – А тут они налетели снова – и убили матушку! Вдесятером насели – и пробили копьями ей и грудь, и спину! И матушка умерла!

Узза мрачно и очень неодобрительно покачала головой:

– А что же остальные? Что сказали люди манасир? Как поступили рабы и слуги?

Рабаб сжала кулаки и зашипела: