– Я послала тебя за сыновьями Дарима. В толпе тебе был нужен только кади, – прошелестела богиня. – Зачем убил остальных?

Путь нерегиля к яме легко прослеживался – по широкому ковру из трупов, черных и обожженных, словно людей настиг гигантский язык пламени.

– Не люблю, когда сбегаются на казни, – пробормотал Тарег, глядя в яму.

Тело еще можно было разглядеть среди каменных осколков. Рабаб пыталась отползти к стене, вжаться в нее спиной – на рыжей земле остались кровавые потеки и пятна. Из груды камней высовывалась голова с разбитым в кашу, залепленным черными прядями лицом. И заломленные за спину, связанные руки с синюшными, скрюченными пальцами.

– Ты не сказала, что ее казнят, – повернулся нерегиль к огромной рогатой фигуре. – Почему? Почему я не успел сюда?

– Я звала тебя не для того, чтобы спасти женщину. Я звала тебя мстить, – равнодушно откликнулась Узза. – Успел ты, не успел, это решила судьба.

– Это решила не судьба. Это решила ты, – прошипел Тарег. – Я хочу знать – почему?!

– Рабаб выбрала месть. Попросила, чтобы я прислала того, кто отомстит. Ангела-истребителя. Я прислала тебя. Такова твоя часть в этом деле. Вели им похоронить ее, Страж, – спокойно ответила богиня и растворилась в вечернем воздухе.

Последним до слуха донеслось:

– Не уезжай. Жди следующего приказа.

* * *

Нахль, пять дней спустя

Над красными плоскими вершинами скал с трудом светило солнце. Белесый диск еле проглядывал сквозь песчаную взвесь. Словно бы гигантским мечом обрубленные отроги змеились в долину, охряными выступами нависая над заволоченным пылью городишком. Обрывистые ущелья Туэйга уже не проглядывались в поднятом самумом песке, горная стена быстро таяла в красной туче. Над плоскогорьем Неджда дышала пустыня. Пески Дехны в свистящем ветре бились о скалы, оседали на плоских крышах и узеньких улицах городка, на вершинах раскачиваемых пальм, засыпали делянки зелени и узенькие водяные канавки. Песок просеивался сквозь завесу пальмовых листьев и красно-желтым налетом выпадал на никнущую кинзу.

Люди спешно сдергивали и сматывали занавеси, скатывали и уволакивали с крыш ковры, кто-то метался с ведрами, пытаясь сгрести в них разложенные на просушку финики. Растущий красным облаком самум медленно накрывал Нахль.

Тарег медленно шел вдоль глубокой трещины, под которой с шумом неслась вода. К окраине оазиса подступали желто-серые изглоданные холмы, их скальное основание разошлось на пару локтей, словно каменистую сухую землю разломили, да так и бросили. В черноте свежо журчало и билось – вади тек полноводным по весне потоком. С холмов быстро спускались последние пастухи: по деревянным мосткам над трещиной они перегоняли тупо блеющих овец, тащили на веревках коз.