Совсем шепотом передавали, что на западе встает новая сила – карматы, и вот они-то обещают всем долгожданную свободу. И что не будет больше богатых и бедных, и не будут больше приходить, всякий раз в новое время, халифские сборщики закята и отбирать у бедуинов последнее. Но Набих и про карматов особо не слушал: во время их налета на Таиф он потерял троюродного брата с семьей – те гостили у родственников. Про то, как они погибли, он наслушался и с тех пор запретил поминать о карматах в своем присутствии.

Ну да шайтан с ними, с этими безумцами с запада.

Шейх нахмурился и снова осмотрел доставленное пастухами.

Второй браслет – такой же широкий, тяжелый и чеканный – они сняли. Набих одобрительно поцокал языком, взвешивая на ладони золото.

А вот хозяина – точнее, бывшего хозяина – золота козопасы зачем-то тоже привезли в кочевье. Смущаясь и оправдываясь, дурни бормотали что-то о милости и обещании милости в День суда. Мол, раз он жив, то негоже оставлять его умирать в пустыне. Ну да, оба великовозрастных дурака заслушивались речами бродячих проповедников, спускавшихся на юг из Хаильских оазисов и из самой Ямамы. Те не уставали трепать языками, расписывая то наслаждения рая, то ужасы джаханнама, ждущие язычников.

Но шейх точно знал, что во времена предков они раз в год жертвовали девять белых коз и двух верблюдов на святилище в Нахле – и все. А теперь в становища по нескольку раз наведывались сборщики налогов в сопровождении хорошо вооруженных головорезов, тыкали в нос какими-то исписанными бумажками и щелкали абакой, доказывая, что они, укайль, все еще должны казне. Ну и кому нужна такая вера?

Впрочем, теперь неважно: полудохлого недопокойника сгрузили с верблюда и поставили перед шейхом на колени.

Получше разглядев висевшего в руках пастухов человека, Набих нахмурился. Ему никогда не нравилось признаваться в ошибках, но тут дело чистое – зря он приказал бить Дукайна.

Конечно, никакой Хозяйки полудурок не видал. Еще чего, богиня не показывалась давным-давно, третье поколение сменилось с тех пор, как она являлась кому-то последний раз. Но напугался до усрачки не зря.

Потому как в заметенной песком лощинке валялся вовсе не человек, а сумеречник. А сумеречники, как известно, горазды отводить глаза и морочить людям голову. Видно, этот лохматый задохлик и приложил Дукайна из последних сил, да так, что парень наделал в платье.

В последнее время лаонцев стало что-то слишком часто заносить в пустыню – за горами Хиджаз, рассказывали, шла большая война, аль-самийа насмерть бились между собой. Ошметки кланов и раненые, шальные и злые, как хромые собаки, одиночки шлялись туда-сюда уже давно. Не прибившихся к стае вылавливали и убивали, а то и продавали басрийцам: озверевшие от войны сумеречники бросались на людей, и люди платили им тем же.