И было видно, что нас сопровождают, – время от времени на вершинах холмов появлялись всадники в чёрном, на верблюдах. Видимо, здешняя кочевая братия ненавязчиво контролировала нас, возможно, для того, чтобы мы ненароком не свернули куда-нибудь не туда, а возможно, и для чего-то другого…

В какой-то момент Клава резко остановила джип (вслед за ней торопливо притормозили и все остальные), услышав далёкую хаотичную стрельбу.

Сначала очень густо били одиночными, потом вступили автоматы, затем было слышно несколько глухих взрывов (видимо, ручные гранаты) и как зачастил и почти мгновенно захлебнулся какой-то пулемёт. Потом опять пошли одиночные выстрелы, которые постепенно стихли.

Все насторожились, и после некоторых раздумий Клаудия предпочла взять в машине бинокль и подняться на вершину ближайшего холма. Следом за ней полез наверх и я.

Сквозь окуляры оптики перед нами открылась пыльная долина посреди жёлтых холмов, с ровной полосой давно заброшенного аэродрома.

В конце расчищенного явно с помощью строительной техники длинного прямоугольника ВПП (судя по проросшему кое-где саксаулу, это был не бетон, а скорее опять покрытие из дырчатых металлических полос) стоял, уткнувшись носом в песок (носовая стойка была подломана), покосившийся четырёхмоторный бомбардировщик В-50, серебристый, с облезлым красным килем, опознавательными знаками ВВС США и эмблемой Стратегического Авиационного Командования той же заокеанской державы.

Судя по заменённой каким-то хитрым обтекателем хвостовой турели, эта «Крепость» была в варианте то ли разведчика, то ли заправщика.

При этом В-50 нёс многочисленные и явные следы то ли каких-то повреждений, то ли вдумчивой работы мародёров – кроме привычных дыр на потускневших серебристых поверхностях его фюзеляжа и крыльев светились внутренним набором куски отсутствующей алюминиевой обшивки, как правило, имевшие ровную, прямоугольную или квадратную форму. Кроме того, на бомбардировщике начисто отсутствовали и капоты двух из четырёх двигателей – это тоже мародёры постарались?

А ещё вдоль правого края взлётной полосы торчали остовы двух основательно раздербаненных С-47 и обгоревшие остатки ещё нескольких самолётов – тёмно-ржавые, неряшливые кучи обгорелого металла с торчащими кочерыжками пропеллеров и невообразимо деформированными деталями двигателей, по которым было сложно определить не только марку погибших летательных аппаратов, но даже и количество моторов – иди пойми, сгорел это один двухмоторный самолёт или два стоявших крылом к крылу одномоторника? Во всяком случае, определить подобные тонкости в бинокль, да ещё и с такого расстояния, было нереально.