– Препарат не так уж и безвреден, – сказал я с некоторой озабоченностью. – Ты в самом деле считаешь, что на его лицо падал не тот свет? И ничего больше не увидела?

– Нет, – отрезала она. – Я в окно птичек рассматривала!

– Могла бы заметить, – сказал я, – нелады с печенью. Не у птичек, если не врубилась.

Она посмотрела в недоумении.

– И что? У меня тоже нелады. Ну, бывают. Если переем.

– Нет, – сказал я, – у него печень была просто идеальная.

Она насторожилась.

– До?

– Именно, – подтвердил я. – До начала приема карельгедина.

Она посмотрела остро:

– Откуда знаешь? Ты с ними в одной банде?.. На какой роли?.. Чистильщик? Убиваешь и прячешь трупы?

– А где и граблю, – добавил я. – Спасибо, что не предположила, будто еще и насилую.

Она фыркнула:

– Есть основания. Уверен, что его цвет лица как-то связан с карельгедином?

– Почти.

– Затребую все данные, – сказала она решительно. – Подам запрос в полицейский департамент, а там дадут разрешение на просмотр личных медицинских карточек… Только нужно обоснование.

– Придумай, – сказал я отстраненным голосом, – ты же человек правильный, все по закону… по инструкциям… ты не из Германии, случаем?..

– С чего вдруг?

– Да так, что-то арийское промелькнуло… Дойч-ланд, Дойчланд, юбес аллес… Я сам люблю людей дисциплинированных… Знаешь, у него уже и поджелудочная барахлит…

Она спросила так злобно, что стала похожей на оскалившего зубы хорька, которого рисовал Леонардо на картине, названной «Дама с горностаем»: