– Сражений у тебя будет с избытком, когда мы двинемся против мятежных городов. А пока пусть тешат себя надеждой и ждут сигнала от Чезаре. Сейчас нам это выгодно. Но наша задача – навсегда лишить их всяких надежд.
– Я согласен с Эцио, – улыбнулся Никколо.
– Ладно. Если ты настаиваешь, – проворчал Бартоломео.
– После всего, что случилось с Пантасилеей, морской воздух пойдет ей на пользу.
– Я как-то не подумал об этом, – признался просиявший верзила.
– Прекрасно. – Эцио повернулся к сестре. – Клаудия, я думаю, смена власти не повлияла на поток посетителей «Цветущей розы»?
Клаудия усмехнулась:
– Знали бы вы, как тяжело отцам Церкви сдерживать дьявола, живущего у них между ног. Даже холодные купания не помогают.
– Пусть твои девицы будут начеку. Юлий крепко держит Коллегию кардиналов в своих руках, однако врагов у него по-прежнему хватает. И кто-то из них вполне может лелеять безумную мысль, что освобождение Чезаре поможет осуществлению их собственных амбиций. И не спускайте глаз с Иоганна Бурхарда.
– Ты про церемониймейстера Родриго? Он вполне безобиден. Он говорил, как ему было ненавистно устройство борджиевских оргий. Разве он не был просто старшим слугой?
– И тем не менее. Я должен знать обо всем. Особенно если кто-то проболтается об оставшихся в подполье сторонниках Чезаре.
– Сейчас это стало проще. А прежде солдаты Борджиа буквально дышали нам в затылок, – сказала Клаудия.
Эцио рассеянно улыбнулся:
– Сестра, у меня к тебе еще вопрос. Все это время мне было недосуг навестить нашу мать. Как она? Я переживаю за нее.
Лицо Клаудии помрачнело.
– Продолжает вести счета заведения, но, если честно… Эцио, я боюсь, что она начинает угасать. Из дому выходит редко, зато все чаще стала говорить о Джованни, Федерико и Петруччо.
Эцио замолчал, вспоминая казненного отца и братьев.
– Я обязательно навещу ее при первой же возможности. Поцелуй ее за меня и попроси простить за сыновнюю невнимательность.
– Мама понимает, что ты занят важным делом. Результаты которого скажутся не только на живых, но и на тех, кого нет с нами.
– Пусть уничтожение Чезаре и его приспешников станет памятником нашему отцу и братьям, – решительно произнес Эцио.