– Думаю, Никколо все поймет. Он знает, что ты не любишь театральные представления. Мы скоро вернемся. Присмотри за Флавией. Она играет в саду.

– Присмотрю. Я и сам выберусь наружу. Сыт по горло этой писаниной. Лучше обрежу сухие ветки у лоз.

– Конечно. Как можно в такой чудесный день корпеть за столом? – В глазах Софии сквозила тревога. – Тебе полезно подышать свежим воздухом.

– Я – не немощный старец!

– Разумеется, нет, amore. Я просто подумала…

Она кивнула в сторону скомканных листов, разбросанных по столу. Эцио намеренно обмакнул перо в чернильницу и пододвинул к себе чистый лист.

– A presto![91] Будьте осторожны.

София тихо закрыла дверь. Эцио написал несколько слов и хмуро уставился на лист. Потом отложил перо, снял очки и скомкал бумагу. Он загасил лампу и покинул кабинет. Ему действительно не помешает побыть на свежем воздухе.

Эцио прошел в сарай, где у него хранились инструменты, выбрал садовые ножницы поострее и привесил к поясу неглубокую корзину. Из сарая от отправился к ближайшим лозам. Оглянулся по сторонам, отыскивая глазами Флавию. Дочери нигде не было. Эцио не особо встревожился. Флавия была смышленой девочкой, не склонной к проказам.

На полпути к винограднику он услышал шум, донесшийся из ближайших кустов. Следом раздался переливчатый смех Флавии. Дочь устроила ему засаду!

– Флавия, tesoro[92], играй так, чтобы я тебя видел!

Смех раздался снова. Потом куст задрожал и из-за него выглянула Флавия. Эцио улыбнулся и покачал головой.

Вскоре его внимание привлек какой-то путник. Человек этот был далеко. Эцио удивила пестрая одежда непривычных цветов. Он хотел рассмотреть получше, однако солнце светило в глаза, и фигура путника тонула в солнечных лучах. Эцио прикрыл глаза ладонью, а когда посмотрел снова, фигура исчезла.

Эцио вытер вспотевший лоб и двинулся к винограднику.

Он прошел туда, где рос виноград сорта «треббиано», и принялся срезать сухие ветви. Их было совсем не много, но Эцио требовалось чем-то занять руки, пока он восстанавливал в памяти подробности своего давнишнего сражения с кучкой римских фанатиков, именовавших себя «сыновьями Рема». Виноградные гроздья терлись о его локти. Эцио полюбовался ими, затем сорвал виноградину, покачал между пальцами, раздавил. Брызнул сок. Эцио улыбнулся и съел раздавленную виноградину, обтерев руки о свою грубую полотняную одежду.

Солнце припекало. Эцио снова вытер вспотевший лоб. Он был доволен нынешним урожаем. Подул ветерок, шелестя листьями лоз. Эцио подставил лицо ветру и ненадолго прикрыл глаза.

Вдруг он почувствовал, как у него шевелятся волосы на затылке.