Эцио сердито плюнул:

– Есть люди, которые сделают что угодно, только бы прославиться. Среди них попадаются и короли.

84

84

Прошло еще четыре года. Малышке Флавии исполнилось десять. Марчелло приближался к своему девятому дню рождения. Эцио не верилось, что ему самому пошел шестьдесят пятый год. «Чем меньше времени тебе остается, тем беспощаднее оно несется», – думалось ему. Но он по-прежнему возделывал свои виноградники, наслаждаясь работой, а Макиавелли и София без конца принуждали его продолжать написание мемуаров. К этому времени он застрял на двадцать четвертой главе.

Эцио продолжал упражняться, невзирая на донимавший его кашель, который так и не оставлял его. Свой ассасинский арсенал он уже давно передал Ариосто. Новости, приходившие из Рима, Константинополя и от Эразма, перебравшегося в Роттердам, не внушали оснований для беспокойства. Но предсказания Эцио оправдались. В церкви произошел раскол. Молодой Лютер находился в преддверии Реформации, собиравшей все больше последователей на севере Европы. Мир опять стоял на пороге войны. «Старые привычки умирают тяжело», – думал Эцио. Ему же оставалось лишь смотреть и ждать. Образно говоря, он слишком привык к жизни вдали от берега, и его ноздри уже не чувствовали запаха надвигавшихся штормов.

В разгар дня Эцио вышел на веранду, привычно окинув взглядом свои виноградники. Его глаза, не утратившие зоркость, заметили вдали повозку, в которой сидело трое. Люди были ему незнакомы. Расстояние не позволяло разглядеть их, но непривычные головные уборы подсказывали, что это иноземцы. Повозка проехала, не остановившись. Наверное, ехавшие торопились засветло добраться до Флоренции.

Эцио вернулся в свой кабинет. В свое логово. Чтобы сосредоточиться, закрыл ставни и зажег масляную лампу. Стол был завален листами бумаги. Плоды его дневных трудов на литературном поприще. Эцио с явной неохотой уселся за стол, надел очки и стал читать написанное, слегка морщась. Сражение с «людьми-волками», интереснейший эпизод! Но почему он не сумел написать об этом ярко и увлекательно?

Чтение было прервано стуком в дверь.

– Входи, – ответил Эцио, вполне довольный, что ему помешали.

Дверь приоткрылась. На пороге стояла София.

– Я повезу Марчелло в город, – весело сказала она.

– Зачем? Смотреть новый опус Никколо? – спросил Эцио, поднимая голову от листов. – По-моему, «Мандрагора» – неподходящая пьеса для восьмилетнего мальчишки.

– Эцио, пьесу Макиавелли давали три недели назад. И потом, мы собираемся не во Флоренцию, а всего лишь во Фьезоле.

– Я проворонил его пьесу? Он жутко на меня разозлится.