– Патлатый – и порешил? В спину выстрелить или в безоружного – это да, но чтобы один на один с кем-то выйти… Это не про него, одним словом.

Хпаку с Кривдой очень быстро наскучили рассуждения Груця. Судьба Патлатого их особо не интересовала. И они подключились к спору земляков, пытаясь выяснить, кому придется в случае чего копать мерзлую землю.

Хат с Ширудом смотрели то на одного выразительно жестикулирующего спорщика, то на другого.

– А может, он еще жив? – вдруг предположил Шируд. Он спрыгнул с седла и склонился над трупом. Потловчане разом замолчали и с интересом воззрились на труп.

– Да ты что! Ты посмотри, как его перемололо всего! И болт прямо из башки торчит – до самих металлических перьев вошел. – Хат покачал головой, поражаясь тому, какой все-таки странный этот Шируд и насколько легковерные люди потловчане. – А вы сразу сомневаться начали, не успел он и слова сказать? Думаете, кучер этот сейчас вот встанет, отряхнется и пойдет?

– Ну, знаешь, – наморщив лоб, Хпак поскреб рыжеватую бороду, – сомневаться – это не грех вроде как.

– Как это не грех? В этом случае это не глупость даже, а именно грех. Перед вами окоченевший труп, вы настолько уверены, что даже собираетесь закопать его, но стоит кому-нибудь рядом сказать пусть даже и очевидную чушь, сразу же начинаете сомневаться. И так во всем!

– Тю… – протянул Кривда, присмотревшись к действиям Шируда. – Да он просто обшмонать хотел мертвяка! Что, и так сказать не мог? А тоже – проверять полез, живой ли…

– Я просто смотрю, куда он ранен! – взвился Шируд.

– Э, потише, брат! – Год примиряюще поднял ладони обеих рук. – Не кипятись!

– Да ничего такого – разницы нет, кому карманы чистить, живому или мертвому, – произнес Рижеч, пожав плечами.

– А вот и нет! Еще как есть, – вмешался Хпак. – Мертвяку все, что берешь, уже без надобности, так что это даже лучше, чем у живого. Так получается, что ты как бы наследник его. – Хпак кивнул, указывая на тело.

Год снова зацокал языком, и компания опять пустилась в рассуждения. На сей раз о том, в каком воровстве меньше греха.

Хат покачал головой. В новую дискуссию он не вступал и не произнес больше ни слова. Он старался вообще не влезать в разговоры потловчан, понимая, что их беседы носят в большинстве случаев чисто риторический характер.

Он уже знал, что они просто любили пространно рассуждать или же азартно противостоять кому-то в беседе. До бешеной пены могла отстаиваться заявленная сегодня точка зрения, а назавтра спорщик мог искренне отрицать не только ее, но даже свое участие в споре. Причем земляки, к свидетельству которых прибегали, всегда становились на сторону своего. И даже те, кого и близко рядом не было, клялись и божились, что слышали все своими ушами.