В чем именно он сомневается, парень договаривать не стал, и так все было понятно.
– Э-эх! – донеслось с той стороны, где лежал экипаж. Карета начала подниматься, и тут же послышался многоголосый комментарий: – Давай, дружно! Год, навались как все, что ты как на балу! Еще раз дернешь – и оторвешь колесо, ты что, не видишь, куда ты ее крутишь? Да налево нужно, на-ле-во! А я куда? А ты – туда! Там что – лево, по-твоему? А где лево?! Там! Там? Там лева никакого отродясь не было!
– И как нас всех еще не перестреляли, удивляюсь, – пробормотал Хат.
– Я тоже, – вздохнул Рылец. В его голосе прозвучали непривычные для него грустные нотки. – Только не в связи с этими обалдуями.
Груць внимательно посмотрел сначала в глаза Хату, потом Рыльцу:
– Ума не приложу, что с ним делать.
– А ты не мудри, – ответил Рылец. – Пока живой – спасаем, а как умрет – закопаем.
Хат поежился от колючей суровости нехитрой правды. Он согласно закивал:
– Так, конечно, лучше всего.
С шутками и прибаутками потловчане рыли на обочине дороги могилу, разбивая непромерзшую еще землю клинками длинных ножей.
– Вот уж не думал, что буду, как крестьянин какой-то, руками могилку справлять, да еще для кого? Для незнакомого рыманца! – Хпак рыхлил землю, выгребая ее из образующейся ямки.
– Как крестьянин, – скривился Год. – У крестьянина небось хоть лопата есть…
– И не говори… – Кривда отер пот со лба тыльной стороной ладони. – Если б мне кто сказал, что я сегодня утром о лопате мечтать буду – в глаза бы плюнул!
Рижеч поудобней перехватил в руке рукоятку ножа и мрачно констатировал:
– Точно, вот ведь попали – страшнее и быть не может!
Глава 8
Глава 8
Ноябрьское солнце уже который день ползало по небу, упорно не желая давать тепло.
Оно то выныривало из облаков, то погружалось в них вновь, словно забыв о собственном предназначении. Из-за этого поляну, где прятался дом Оденсе, почти каждый день накрывал лесной туман.
На рассвете удивленные лучи обнаруживали пелену, в которую было погружено все вокруг. В течение всего дня они пытались развеять ее, но в результате получалось только осадить туман, сгустив в путающиеся под ногами клочья. А из тех за ночь вырастала новая пелена.