Сам он чувствовал, что и его силы на исходе. Ему необходимы несколько часов сна. Листопад принялся готовить место для привала по другую сторону упавшей ели. Он расчистил небольшой холмик от снега. Через некоторое время с большим трудом удалось развести огонь. И монах отчаянно подкидывал в него все новые и новые еловые ветви.

Костер гудел. Пламя трепетало и взмывало вверх. Буйство его было нешуточным, и Листопад подозревал, что перестарался. Собаки, высунув языки, лежали вокруг огня, щурясь от яркого света и облизывая довольные морды. Вожак подошел к монаху и положил ему на колено тяжелую голову, неуверенно вильнув пушистым хвостом. Умные глаза смотрели вопросительно.

Листопад положил ладонь на песью голову и потрепал его за ухо.

«Странно, ему нужна от меня не только пища. Почему? Почему их племя так искренне любит людей – тех, кто сами себя не любят совершенно?»

Оденсе выглянула из-под шубы. Она по-детски терла глаза. Не в состоянии разом вспомнить все детали вчерашнего странного дня, девушка переводила озадаченный взгляд с одной собачьей морды на другую.

Чем ближе к Листопаду подбирался этот взгляд, тем суровее становился.

– Никогда тебе этого не прощу! – На глаза берегини навернулись от обиды слезы.

– Чего именно? Список длинный, должно быть, выйдет. – Монах сунул глубже в костер бревно, край которого уже почти полностью прогорел.

Берегиня сердито сверлила его глазами, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Листопад не отводил взгляда:

– Ну давай же, говори, в чем дело. Что я поломал и уничтожил безвозвратно? За что меня нельзя простить? За твои принципы? За твою надежду спокойно, без волнений умереть на чердаке? Или желание сидеть в покосившейся избушке на отшибе Веньеверга и ждать ареста?

Пес поднял голову и тоже посмотрел на Оденсе.

– Я могла убить его.

– И что?

– Как? Ты что, не слышишь: он мог умереть из-за меня! – Берегиня потрясенно качала головой. – Ты же всю жизнь занимаешься тем, что лечишь людей. Спасаешь их!

– Вот именно. Я лечу людей всю жизнь. И по-разному бывало. Иногда помочь нельзя и лучше не мучить людей, удерживая на земле. А у тебя никто не умирал раньше на руках? Ты непогрешимый чудо-врач?

– У меня, – Оденсе чуть не задохнулась от возмущения, которое вызвал в ней поворот разговора, – к сожалению, так бывало. Я не всем была в силах помочь. Но они умирали не из-за меня, нет!

– Ну вот и успокойся, и с тем монахом ничего не случится. Оклемается. – Он вспомнил не такие уж давние события, происшедшие из-за силы берегини с ним самим, и поморщился. – Со мной же ничего не произошло? Вот он я – жив и здоров.