Он побрел сквозь грязь к самой надежной на вид ближайшей кочке. Провалился по колено левой ногой, не дойдя до нее пары шагов, чуть не потерял сапог, который, сразу потяжелев, потянул в топь.
Листопад вытащил ногу и со злостью вытряхнул грязь из обуви. Затем сделал нечто совершенно для него нелогичное. Он лег на кочку, закинув руки за голову. Мокрый сапог валялся рядом, и мерзла стоящая прямо на земле нога.
Если бы он мог видеть небо – возможно, к нему в голову пришли бы светлые мысли. Но вместо лазурной глубины над монахом плавала непонятная белесоватая дымка.
«Снежный туман. Надо же, бывает и такой… Похоже, он окутывает небо. Холодный воздух колок, словно я вдыхаю вместе с ним крошечные льдинки. – Промозглая влажность уже добралась до спины Листопада через толщу плаща. – Оденсе тоже говорила что-то про лед. Ее снова давит лед, как когда-то, когда я был монахом. Значит, что-то в низкорослике сродни природе магии монахов. Она говорит, что мы черпаем силу из разных источников. Но лесной народ никак не преобразует силу, получаемую из жизни или смерти. Из света или тьмы. Они только пользуются порталами и разговаривают с лесным зверьем. И все. Что в них противоречит философии Матери Берегини? Они-то ее чем не устроили?»
Листопад повернул голову и посмотрел в сторону проводника. Тот лежал, скорчившись на кочке, и плакал.
«Не могу я его убить. Парадокс… Для любого другого человека выбор очевиден. Да что там – выбора не стояло бы ни перед кем. Один-единственный вариант поведения. Спасать то, что тебе дорого, любой ценой. Видимо, правы мальчишки, кидавшие мне в спину камни и кричавшие, что я урод. Если я не способен совершать человеческие поступки, кто я для человечества? Урод. – Монах прикрыл глаза. – У меня не было никогда ничего своего. Был монастырь, где все общее. Вся моя жизнь была посвящена ордену. И для меня понятен выбор, когда выбираешь между благополучием всех и одного. Мне понятна жертва меньшим ради большего. Даже если жертвовать собой – ради всех – это приемлемо. Но выбирать между одним и одним, пусть даже важным для меня? Я выбираю ее для себя, и это безотносительно того, кто повинен в ее мучениях. Проводник – просто деталь, с которой я ничего не могу поделать, и поэтому я просто лягу рядом и умру вместе с ней. И это будет значить в моей вселенной больше всего, что бы ни было».
Он расслабил на шее тесьму, сдерживающую ворот плаща. Пальцы скользнули по вышивке черных лент. Черным шелком по черному были вышиты слова молитвы:
«Истина, видимая во мраке, – истинна».