– Это создаст проблемы тебе, – ответил вместо девушки монах. – Лояльность местного населения имеет границы. Ты откажешься помогать тем, кого они любят. И они возненавидят тебя.

– Правильно. Но какое дело до этого вам? – Бадир внимательно смотрел в глаза собеседника.

– Если крестьяне с пьяной злости решат поджечь вашу крепость, мы сгорим с ней вместе.

Сотник молчал. Дергались кончики его бровей.

– Значит, так… – произнес он наконец. – В казармы, ясное дело, я никого пускать не собираюсь. Снаружи пусть построят сруб. Да-да, крестьянам это надо – вот пусть и строят те, кому это нужно. И возиться там будешь ты сам, понял? А ее я выпускать буду в самом крайнем случае. И под конвоем.

– Зачем под конвоем? – Оденсе уже перестала плакать, но щеки ее были все еще мокры от слез. – На меня не нападет никто.

– А при чем тут это? Тут главное, чтобы ты не сбежала. Я его-то выпускать не побоюсь, только потому что ты будешь здесь оставаться. Потому что вот он, – сотник указал на монаха пальцем, – без тебя никуда не денется.

Оденсе опустила глаза и покраснела. Листопад молча сверлил харадца взглядом.

– И кстати, – сотник наклонил голову и спросил, не скрывая издевки в голосе, – я все спросить хочу: тебе когда рожать?

– В мае, – тихо произнесла Оденсе. И прошелестела одними губами: – Как вы догадались?

– Ну так давайте я вас обвенчаю для порядка. У меня, как у сотника гарнизона, на этот случай полномочия есть. А то подозрение в предполагаемом отцовстве у меня падает на весь гарнизон. Особенно учитывая то, что вы маниакально продолжаете утверждать, что вы брат и сестра. Подобной славы Хараду не надо. Вы уже поняли, наверное, как мы к детям относимся – у них всегда есть отец. И кто-то конкретный, а не весь гарнизон.

– Мы поняли, – сквозь зубы процедил монах. Щеки Оденсе пылали так, что, казалось, нагревают в комнате воздух.

– Ребенку нужно будет где-то жить, – продолжал Бадир. – Может, отдадите его в деревню? Зачем он вам здесь нужен? Будет только мешать работать.

Оденсе снова разревелась. Бадир вздохнул:

– Вот именно так я и понял… Ты за этот месяц плакала больше, чем за все предыдущее время.

Листопад с Оденсе шли к своему крошечному домику, пристроенному к южной стене одной из казарм.

– Зачем ты согласился? – Девушка смотрела на монаха с печалью. – Он разлучит нас. Мы не сможем работать вместе. Ты будешь там, я здесь. И не будем подолгу видеться.

Монах молчал. И тогда Оденсе вдруг чуть не задохнулась от своего предположения. Она даже остановилась, не в силах ступить дальше:

– А может, ты именно этого и хотел? Тебе надоело быть со мной?