Тимофей медленно-медленно повернул голову к трону. Колдовство рассеивалось. Темная мутная пелена опадала и растекалась по полу.
Выложенный из адамантов трон был занят. И вовсе не безжизненными останками. Черные мощи обрели жизнь. Нет, не так. Кощеевы Кости через колдовскую дугу-пиявку попросту высосали ее из Угрима, обратив самого князя в свое подобие.
Произошедший обмен был явно не в пользу волхва.
* * *
На троне сидел высокий худощавый человек. Хотя какой там человек! Тимофей знал, что это не так. Такая худоба не свойственна людям.
Однако, по сравнению с тем, что было раньше, Кощей теперь казался румяным упитанным молодцем. Да, по сравнению с тем, что было…
Мумифицированные останки напитались чужой силой и жизнью, раздались до нормальных размеров, обросли кое-какой плотью. Ребра, ключицы и лопатки уже не выпирали наружу, как прежде. Разогнувшиеся руки и ноги не казались сухими ломкими ветками, а когтистые пальцы – длинными острыми сучками. Не топорщились суставы. Живот не лип к позвоночнику. Срам не укрывался в провале тазовых костей.
На голове (да, сейчас это была именно голова, а не едва прикрытый тонкой кожей череп) отросли волосы – черные, жесткие, довольно длинные, путаные и клочковатые. Кто бы мог подумать, что волосы способны отрастать так быстро?! Впрочем, поводов удивляться и без того было предостаточно.
Там, где прежде скалилась безгубая пасть, теперь на тонких бледных губах застыла, словно приклеена, кривая усмешка. Из треугольного провала и сморщенного комочка плоти появился нос с отчетливой горбинкой. В глубоких впадинах глазниц поблескивали холодные, но вполне живые глаза, похожие на осколки адамантов. Кожа больше не была абсолютно черной и не казалась сухой и хрупкой. Она, правда, осталась довольно темной, но обрела упругость и прочность, а кое-где даже слегка залоснилась.
– Крысий потрох! – прошептал Тимофей непослушными губами.
Кощей повернулся к нему. Больно кольнул стылый взгляд чужих и чуждых глаз. Словно пробили лоб ледяным копьем.
В голове возникло неприятное ощущение. Будто кто-то бесцеремонно влез туда и теперь копошится, перебирая, как старый хлам, мысли и воспоминания Тимофея.
Нечто подобное он испытывал, когда попал под чары Арины Никейской. Очень, очень, очень паршивое было ощущение. Впрочем, все продолжалось недолго. Началось – и сразу прошло. Только осталось едва уловимое ощущение чужого присутствия. Кто-то или что-то засело внутри Тимофея и получило возможность по желанию Кощея контролировать его помыслы. Кощеево око и Кощеево ухо в его собственной голове – вот, что это было.