И еще одно движение Кощеевой длани. Раны на теле Арины затянулись. Ворожея затихла. Некоторое время она неподвижно лежала на полу, тяжело и шумно дыша. Упругая грудь ходила ходуном.

– Встань! – приказал Кощей колдунье.

Она зашевелилась. Медленно поднялась на ноги. Пошатнулась. Чуть не упала.

Гречанка благоразумно не предпринимала попыток колдовать. То ли еще была слишком слаба для этого, то ли понимала, что в магическом поединке против Кощея ей все равно не устоять.

– Подойди, – прозвучал новый приказ.

Опустив голову и безвольно свесив руки, Арина послушно выполнила его.

– Ближе, – велел Кощей.

Гречанка встала перед самым троном. Тимофей отметил про себя, что былая красота ворожеи, в общем-то, никуда не делась.

Темная гладкая кожа, высокая грудь, округлая линия бедра, плоский живот, стройные ноги, треугольный пушок черных волос, прикрывающих лоно, упругие ягодицы… Все при ней, все как и прежде. Ханьская магия, уродовавшая тело гречанки, ушла без следа. На боках, руках и ногах не осталось ни шрамика. Не видно даже ссадин и царапин от удара об стену. Кощей, оказывается, умеет не только умерщвлять, но и исцелять. Причем не хуже Угрима.

Правда, сейчас Арина была перемазана грязью, а ее спутанные, слипшиеся волосы казались седыми от пыли. Но даже в таком неприглядном виде гречанка пробуждала желание. А может, неспроста это? Может, все колдовские способности, еще оставшиеся при ней, Арина тайком направила именно на это? Может, ворожея просто очень хочет понравиться Кощею?

Интересно, а тварь, пришедшая из мертвой нави, вообще способна оценить живую женскую красоту?

Видимо, способна. Видимо, Арина твари понравилась.

В паху Кощея что-то шевельнулось, набухая. Тимофей отвел глаза. Настолько это «что-то» выглядело отвратительным. У людей все не так, у людей – иначе. Бедная-бедная Арина…

Кощей улыбнулся гречанке.

– Хочешь жить, ведьма, или предпочитаешь лежать с ними? – Он кивнул на мертвые тела, из которых только что выдышал жизнь.

– Хочу, – из-под густых волос, закрывавших лицо Арины, раздался тихий голос, полный мольбы. – Хочу жить…

Язык гречанки тоже был освобожден от ханьской волшбы. Она теперь могла говорить.

– А будешь ли ты любить меня на ложе, как верная раба любит своего господина? – с насмешкой спросил Кощей. – Отдашь ли мне свою любовь всю и без остатка? Порадуешь ли своими ласками? Станешь ли первой наложницей в моем гареме?

– Буду, – снова донесся из-под грязных волос слабый голос. – Буду любить. Отдам. Порадую. Стану…

Она была готова на всё.