Поистине, печальная местность. Я бывал на планетах, сожженных атомной войной в незапамятные времена, задолго до того, как мой народ вышел в космос. У каждого, кто видел те руины, сжималось сердце. Здесь же все выглядело еще более чуждым: бесконечное, безбрежное одиночество, отвергающее ту жизнь, которую мы знаем, обглоданные кости самого Ииктора.

Тем не менее, жизнь здесь была. Пока мы все больше углублялись в дикую страну голого камня и песка, мы видели следы тех, кто прошел тут до нас — следы фургонов и верховых казов.

Мы были как околдованные. Мы не разговаривали друг с другом, и у меня не было желания оглянуться на равнины, на то, что раньше казалось мне самым неотложным делом.

Наступала ночь. Время от времени мы спешивались, давали отдых казам и сами ели из запасов в седельных сумках, ходили из стороны в сторону, разминая ноги, а затем снова пускались в путь.

На рассвете мы проехали между двумя высокими утесами. Я подумал, что когда-то, на заре Иикторианской истории, здесь было русло великой реки. Здесь были песок и гравий с валунами, но ничего живого. Даже обычного кустика высохшей травы.

Это речное русло выводило нас в громадную круглую чашу. Видимо, когда-то здесь было озеро.

Раньше здесь жили люди или какие-то другие разумные существа, так как в утесах, окружавших озеро, был целый ряд широких отверстий, обрамленных резьбой, теперь уже почти незаметной.

Сейчас в этом каменном жилище были обитатели, поскольку перед нами стояли фургоны, а в утреннем воздухе поднимался дым от костров. Тут же ходили казы, но людей не было видно.

Майлин подъехала к частоколу, сошла с каза и тут же расседлала его. Каз потряс головой, лег и с фырканьем стал кататься по песку. Мой каз сделал то же самое, как только я распряг его.

— Пойдем, — обратилась ко мне Майлин впервые за эти часы.

Я положил седло и пошел через долину к южной части стены. Там был вход, раза в два больше остальных. Я подивился затейливой резьбе, но не мог понять, что было изображено, настолько она стерлась от времени.

Где же Тасса? Повсюду я видел только фургоны и казов. Я получил ответ на свой вопрос, лишь когда подошел к двери: оттуда доносился звук, который был чем-то большим, чем просто песня, он каким-то образом смешивался с движением воздуха — в нашем словаре нет еще слов, чтобы описать это. Я бессознательно уловил ритмы и тогда понял, что мне хорошо. Рядом со мной поднялся в песне голос Майлин.

Через тяжелый портал мы прошли в зал.

Там было светло от лунных ламп, висевших высоко над головой, и мы шли в лунном свете, хотя всего в нескольких шагах за дверью ярко светило солнце.