Он был совершенно уверен, что канцлер Савко (не глупец, следует это отметить) на время спрячет от него женщину. Жаль, иногда приходится страдать ради выполнения долга. В этом и заключается служба, не так ли?

Он надеялся, что ей вскоре разрешать вернуться. Он подал прошение о возвращении домой по окончании первого года службы. Если Джад будет милостив – и герцог Риччи, – прошение могут удовлетворить. А когда он вернется в город на каналах, могут произойти и другие хорошие вещи.

Однажды в теплый день он стоял в кабинете у окна, глядя на реку Обравича, когда вошел Гаурио с письмом из дворца. Фалери с интересом распечатал его. Потом он тяжело сел на ближайший сундук. И снова посмотрел на документ, который пришел вместе с письмом канцлера.

Это был рисунок, набросок. На нем он был изображен лежащим на большой кровати. Он был без одежды. Его запястья и лодыжки были привязаны к столбикам кровати. Рот открыт, можно предположить, что он кричит от наслаждения или от боли. Он был изображен лежащим на боку. Виден был его восставший член. У кровати стояла женщина, тоже раздетая, и любой, кто знал Вейт, узнал бы ее. Она держала короткий кнут с тремя хвостами. В задний проход Фалери был вставлен вызывающий смущение аксессуар – овощ. Он помнил ту ночь.

Он глубоко вздохнул. Несколько секунд ушло на то, чтобы успокоиться и подумать. Затем он послал Гаурио наверх, приготовить свой придворный костюм. Он пойдет в замок, сказал он. Да, немедленно. Его только что пригласили на вечер к канцлеру Савко.

По дороге туда, шагая с эскортом вверх, прочь от реки (его мысли прояснялись при ходьбе, а ему это было необходимо), Орсо Фалери кое-что осознал. Он не был ни смущен, ни испуган. Он был зол. И кто-то сейчас ему заплатит за это – в конце концов, он представитель республики Сересса.

Канцлеру Священной империи джадитов потребовалось очень мало времени, чтобы понять, то он допустил в этом деле большую ошибку.

Он слишком огорчился из-за того, что им не удалось разгадать шифр. И он даже через полгода продолжал считать этого купца-посланника неопытным человеком.

И то и другое было ошибкой.

Они находились в его личных внутренних покоях. Всех остальных он отпустил, даже Ханса, а Витрувий находился в другом месте, занимался девушкой.

– Я, – резко говорил Орсо Фалери, – назначен на должность посла при этом дворе всего на один год, возможно, на два. В какое бы неловкое положение я не попал из-за этой вульгарной выходки, пострадаю я один.

– Да? – произнес Савко. Он тянул время, внимательно наблюдал, но уже забеспокоился. Его собеседник был спокоен, точно подбирал слова, вовсе не выглядел потрясенным. Он думал, что все произойдет не так. Фалери проявлял сдержанный гнев, а не ярость. Он отказался от вина, нетерпеливо тряхнув головой, потом отказался присесть. В руке он держал конверт, в котором ему отправили рисунок. Он подождал, пока Ханс с поклоном вышел. Глядя на этого человека сейчас, Савко чувствовал уколы тревоги, его охватило дурное предчувствие, что эта встреча не доставит ему удовольствия.