Если б она вдруг сама захотела, тогда оно, конечно, другое дело. Однако же Хельга не давала никакого повода даже просто поговорить с нею за жизнь. Держалась со всеми одинаково ровно и даже холодно, никогда не улыбалась, делая свою работу молча, стиснув зубы. Девушка вообще старалась не общаться ни с кем, явно скрывая какую-то мрачную личную тайну.

– А-ну, поддайка-ка! – распаренный вождь махнул рукой одному из проводников – суровому здоровяку Свериру по прозвищу Береста.

Хмыкнув, орясина-викинг с Паши-реки хватанул на раскаленные камни аж полковша, так, что у всех уши в трубочку свернулись.

– А давай-ка, конунг, попарю! – хватая веники, гулко захохотал Сверир.

Геннадий довольно растянулся на полке:

– А давай!

Выскочив из бани, распаренный и красный, конунг с хохотом прыгнул в реку. Следом за ним посыпались и остальные парильшики, столь же довольные и веселые.

– Эк, хорошо!

– Клянусь Одином – добрая банька!

Юный Херульф глядел на все это с неописуемым ужасом, честно пытаясь понять, что за удовольствие в том, чтобы сидеть в неописуемом жаре, да еще и хлестать себя прутьями! Такой подвиг самоистязания вполне мог бы совершить какой-нибудь святой, святой Кутберт, или святой Михаил, или святой Ульфила.

– Эй, Ульф! Не хочешь в баньку?

– Нет, нет! – парнишка поспешно замотал головою. Он не был трусом, даже наоборот, но здесь… здесь ведь было совсем иное дело.

– Я уж лучше искупаюсь в реке, мой конунг.

Сказав так, Ульф побеждал к омуту, там, где колыхались на слабом ветру густые заросли ивы. Плескаться ближе вместе с другими викингами мальчишке не улыбалось, он все же считал себя христианином, а это ведь грех – показывать чужим свое тело. Лучше уж так… за кусточками…

Быстро сбросив одежду, юноша ухватился за прочную ветку рукой, попробовал воду рукой и скривился – холодновато. Все же выкупаться или не стоит? Пока Ульф раздумывал, кто-то сильно укусил его за плечо – овод или слепень. Ударив гада ладонью, подросток неловко поскользнулся и, выпустив из руки ветку, полетел в воду!

Сердце захолонуло, но все же парень быстро привык, вынырнул, отфыркиваясь… И тотчас же услышал тихий девичий смех! Это смеялась Хельга. Правда, наткнувшись на взгляд парня, девчонка схватила корзинку с замоченным бельем и тут же скрылась из виду. Она стирала здесь же, неподалеку, на плесе…

Ульф быстро оделся и, скрутив из сорванной бересты туесок, принялся собирать в него растущую по берегу смородину и малину. Набрав, осторожно прокрался к девушке, и, улучив момент, когда та полоскала чей-то плащ, неслышно поставило туесок рядом с корзинкой. Поставил и столь же неслышно ретировался, спрятался в зарослях ивы. Видел, как Хельга, выжав плащ, бросила его в корзину… застыла, обернулась, так никого и не заметив. Затем дева уселась, вытянув ноги, принялась есть по одной ягоды и, кажется, улыбнулась! Или показалось? Нет, улыбнулась… видно же!