Хов не почувствовал, как ему в карман что-то положили, но почувствовал три легких прикосновения к спине и почувствовал, двигая рукой, что его пальто сделалось тяжелее. Он не видел, кто подложил посылку, и не стал смотреть. Он лишь продолжил играть тот самый марш Союза, которым открывал каждое представление, когда блистал на сценах Адуи или хотя бы за сценой, разогревая толпу к предстоящему торжественному выходу Лестека. Так продолжалось до тех пор, пока не умерла его жена, и все пошло прахом. Эта лихая мелодия напомнила ему о безвозвратно ушедших временах, он почувствовал, что на воспаленные глаза наворачиваются слезы, и перешел на меланхолический менуэт, куда больше подходивший к его настроению, хотя вряд ли хоть кто-нибудь из окружавшего его люда мог уловить разницу. Сипани любил притворяться средоточием культуры, но большинство здесь составляли пьяницы, и мошенники, и тупые громилы, а также люди, сочетавшие в себе все эти свойства в различных пропорциях.

Как он докатился до жизни такой, а? Обычный рефрен. Он неторопливо двигался по улице, рассыпая ноты в сырой сумрак, будто в мыслях у него не было ничего, кроме как заработать своей музыкой несколько монеток. Напротив ларька с пирогами на него нахлынул запах дешевого мяса, в животе заурчало, и он, прекратив играть, протянул картуз к стоявшим в очереди. Доброхотов, желающих подать, не нашлось, в этом не было ничего удивительного, так что он направился дальше по улице к заведению Версцетти, где танцевали посреди зала и между столиками на улице; там он запилил осприйский вальс, скаля зубы посетителям, развалившимся за столами кто с трубкой, кто с бутылкой, крутящими между пальцами, затянутыми в перчатки, тонкие ножки бокалов и источающими презрение сквозь глазные прорези покрытых зеркальной глазурью масок. Джерви, как всегда, сидел у стены, а напротив в кресле расположилась женщина с высокой пышной прической.

– Немного музыки, красавица? – прохрипел Хов, наклонившись к ней и чуть не задев полой пальто колени Джерви.

Джерви незаметно выхватил что-то из кармана Хова, сморщил нос, всем своим видом выражая отвращение к вони, которую источал старый пьяница, и брезгливо бросил:

– Проваливай отсюда, и поскорее.

Хов побрел дальше и, слава Судьбе, унес с собой свою кошмарную музыку.

– Что там происходит? – Рисельда на мгновение приподняла маску, показав мягкое, округлое, в меру напудренное и исполненное должной скуки лицо.

На улице действительно происходил какой-то беспорядок. Удары, треск, громкие крики на северном языке.