– Я найду, что им сказать, – проворчала она, продолжая перебирать монеты. Проклятущие пальцы двигались совсем не так ловко, как когда-то.

– Значит, договорились, а за Киам я приду в другой раз, ладно? – И Фолло подмигнул старухе.

– Все, чего пожелаешь, – сказала Зеленая. – Как скажешь, так и будет. – Впрочем, она содержала Киам очень даже хорошо. Ей не удастся спасти многих – она была достаточно умна, чтобы не надеяться на такое, – но может быть, она сможет спасти хоть одну, и тогда в смертный час можно будет сказать, что кое-что она все-таки сделала. Возможно, слушать ее будет некому, но сама-то она будет знать. – Ну, все верно. Можешь забрать это барахло.

Фолло взял сверток и вышел из этого вонючего го…ного притона. Он очень сильно напоминал ему тюрьму. Этот запах. И глаза детей – большие и у всех на мокром месте. Он не имел ничего против того, чтобы покупать и продавать, но не желал смотреть в эти глаза. Интересно, резник на бойне любит смотреть в глаза овцам? Может быть, резнику все равно. Может быть, он привык. Но дело-то в том, что Фолло было не все равно. Слишком уж надрывало сердце.

Его охранники толклись около главной двери; он жестом подозвал их и направился своей дорогой посреди образованного ими квадрата.

– Удачные переговоры? – осведомился, полуобернувшись, Гренти.

– Нормально, – буркнул Фолло тоном, не поощрявшим к дальнейшей болтовне. Однажды он услышал слова Куррикана: «Тебе друзья нужны или деньги?» – и они запали ему в память.

К сожалению, тон этот нисколько не обескуражил Гренти.

– Идем прямо к Куррикану?

– Да! – со всей возможной резкостью бросил Фолло.

Но Гренти любил почесать языком. Собственно, эта слабость присуща большинству громил.

– Хороший домишко у Куррикана, верно? Как там называются эти колонны, что спереду торчат?

– Пилястры, – проворчал еще один из охранников.

– Нет, нет, пилястры я знаю. Нет. Я имел в виду как называется архитектурный стиль, где голова этой самой колонны виноградными листьями украшена?

– Рустика?

– Нет, нет, рустика – это когда камень зубилом обрабатывают так и этак, а я про лепнину… Погоди…

В первое мгновение Фолло весьма и весьма обрадовался помехе, заставившей болтуна замолчать. А потом встревожился. Прямо перед ними дорогу в тумане преградила человеческая фигура. И преградила так, что ни пройти ни проехать. Побирушки, гуляки и всякий сброд, которыми кишел этот район, до сего момента раздавались перед их кучкой, как земля раздается перед лемехом плуга. А этот не пошевелился. Длинный, поганец, не уступит самому рослому из охранников Фолло, одет в белое пальто, капюшон на голове. Ладно, пальто, конечно, уже не белое. В Сипани ничего не остается белым надолго. Серое от сырости, а края пол заляпаны черным.