— Наконец сожрали всех кабанчиков и вспомнили, что короля нет с полудня, — процедил сквозь зубы Дагобер, оставаясь неподвижен. — Ну, хитрец, устроим битву? — Он быстро взглянул на Рагдая. Тот пожал плечами.

— Скажи им, чтоб не приближались к дубу больше чем на тридцать шагов.

— И пусть он берёт свою скамью и идёт к дубу, — шепнул Рагдаю Оря, нависая над королём и выискивая в траве свою палицу.

И добавил с некоторой грустью: — В прошлую зиму когда ты ещё был в Царьграде с Чаславом, Бущ, отец Свистеля, ушёл один добыть лося. Нашёл яму в корягах, из любопытства влез. Оказалась берлога. Тут вернулся шатун. Полез обратно в свою берлогу. Там Бущ. Рогатину выставил. Не пускает. Тот сверху рыл. Да коряги помешали. Три дня там Бущ сидел, а медведь сверху. Пока не отогнали. А Бущ уж заледенел весь…

Сзади к ним подъехал Ацур и, щурясь через круглые вырезы маски своего шлема, сказал по варяжски:

— Скажи ему, чтоб отошёл назад к дереву. Или я ему голову снесу.

Дагобер покосился через плечо на грудь лошади, на которой неподвижно восседал кольчужный Ацур с мечом на изготовку.

Король принял прежнее положение.

— Этого я сделать не могу, — сказал он по нордмански, двинул зрачками вправо влево, поднял губу, ощетинил усы, облизнулся, мотнул головой. — Хотя… Я же в плену. Ладно. — Он поднялся, прихватил за кожу своё сиденье, сделал десяток шагов к дереву, поставил сиденье перед конем Стовова, повернулся, сел, расправил складки рубахи, поправил кожаную накидку поверх панциря, волосы равномерно распределил по плечам.

Оря следом принёс и положил возле короля его меч и нож.

Ацур встал перед Дагобером вполоборота.

Глава двенадцатая ФРАНКИ

Глава двенадцатая ФРАНКИ

Вопли своего короля в окружении чужих, явно врагов, заметили убитых ярости, бешенства заполнили лощину. Передние франки узнали в траве, услышали слова Миробада. Было их сотни сотен. Пешие, конные. Редкие из них были одеты больше чем в штаны, не все имели оружие в руках: они только что ели, пили, спали и дрались на спор. Почти все были большого роста, широки в кости, длинноволосы и длиннобороды. Многие, всё ещё во хмелю, едва держали головы и поводья, двусторонние топоры, широкие ножи, дубины, короткие и длинные копья, цепи, кистени, просто палки и камни.

В надвигающейся толпе были всадники, укрытые пластинчатой броней, в шлемах с пёстрыми перьями на ромейский манер. На лошадях блестела украшениями сбруя и пестрела добротная оковка каплеобразных щитов, парча, шёлк, золото, крашеная кожа. Миробад и его люди, привстав в стременах, надрываясь кричали о том, чтоб никто не приближался ближе трёх десятков шагов к дубу и не подвергал излишней опасности жизнь короля. Одному из наиболее ретивых он едва не разбил голову мечом. Ошалевший конь промчался в нескольких шагах от дерева, волоча застрявшее в стремени тело потерявшего равновесие всадника. Передние остановились, задние подпёрли, возникла сутолока, водоворот, который, однако, не приближаясь к дубу ближе оговорённого расстояния, с рёвом, гулом и лязгом, стал обтекать дерево с обеих сторон и наконец сомкнулся со стороны мёртвого поля. Несколько камней, не долетев, упало в траву рядом с конём Ацура, беспокойно перебирающим копытами. Брошенное кем то копьё отразил щитом Ломонос, и оно с глухим стуком ударило в ствол.