— Да я, поглоти их Хвергельмир, сразу почуял — с собой тащит хан Ирбис золото своё. С собой. Что ж, кто бросит такое.

Вишена прекратил теребить усы.

— Можно было и не ходить Хитроку на Маницу, мечников класть да страду терять.

— А что молчал о том, когда в Вуке Хитрока снаряжали, — покосился на него Оря, цокнув языком. — Сам говорил, я с дружиной пойду. Говорил?

Вишена удивлённо поднял бровь:

— Я говорил?

— Угу, — кивнул Мечек, поддерживая за спину Хитрока, чтоб тот не упал. — Слыхал я и раньше об аварах. Дед мой Пон ещё застал их в Чёрной Степи. Тех, что не ушли за Дон да Днепр. Слабелых. Хоть конно живут они, да, знать, на месте сидеть любят.

Городят себе шатры из кожи да деревьев. Расписывают чудно. Мог Ирбис и оставить золото, схоронить в Манице. Разумею я, с ним оно, золото.

— Мог по пути схоронить, спрятать, — с некоторой досадой сказал князь, потянулся к кувшину, плеснул в ковш жидкость цвета крови. — Хорош франконский мед. Легко пьётся, к горлу не липнет, а хмелит. Возили мне в Ладогу такое. Дорого. Из ягод, говорят, что растут гроздьями на кустах. В Виногороде растёт. — Он потянул ковш, рука дрогнула, блики колыхнулись снежинками на ветру. — Если спрятал хан золото, а тут франконцы прибьют его? Тогда как? Кудесник?

Полог входа приподнялся, появилось потное лицо Полукорма.

— Руперт, монах беглый, говорят, Крозека выкрал у франконов и на лошадях с дружиной ушёл в горы. Искать дальше то, князь?

— Шлем отдал в кузню? — свирепо спросил Стовов, отставляя ковш.

— Так кузня пуста. Кузнеца, говорят, подстрелили ночью авары. Другой в лес пошёл, глину какую то искать. К вечеру, говорят, вернётся, если не сгинет. Ацур сказал. Сам он по кольчуге ходил. Так искать монаха то?

— Искать. У тебя развязался, у тебя должен и завязаться. Он человека нашего взял, что Ирбиса в лицо знает.

Стовов махнул на Полукорма раскрытой ладонью, словно медведь лапой бил.

— Ступай.

— С собой он тащит, — когда Полукорм со вздохом исчез, повторился Вишена. — Клянусь, с собой тащит золото…

— Сам ты, конунг, и люди твои золото, серебро в землю хороните, — заговорил Рагдай, — чтоб силу земля дала, чтоб знать: если без руки или калечные из набега вернётесь, будет на что хлеб поменять и дровину купить на дом. Отчего Ирбису так не сделать?

Наступила тишина. Дыхание Хитрока сделалось прерывистым, на выдохе слышался присвист.

— Да я говорю, кузня пуста! — сквозь тяжёлую, многослойную дерюгу пробился крик Полукорма.