— …Я его сейчас пойду прибью, волосатого. На Пражу не поведу никого. Ишь! Кособрюхие! — Князь почти встал.

Оря ухватил его за подол. Хитрок проснулся, покосился на плечо Мечека, на солнечный столб посреди.

— А я что, один пойду на Пражу? — неожиданно вскипел Вишена. — Это ж не плата — по безану на человека!

Он почти перекричал Стовова.

— Клянусь Фремом, смех это, по безану. Там, поди, и взять нечего, это ж не Аркона, не Шванганг!

— Тише, вы, хотите всем франкам замыслы открыть свои? — злобно сказал Мечек, вожди осеклись.

— Отчего король франков думает, что мы пойдём? — уже почти спокойно спросил Вишена. — А, Рагдай?

— Заложники.

— Что?

— Думаю, Дагобер перед отходом затребует от нас заложников, — спокойно сказал Рагдай, но было видно, как его правая ладонь ходит вверх вниз по запястью левой руки. — Тебя, конунг, или меня. Или пятерых мечников. Мы побежим, заложников повесят. Тут принято так.

— Ну и что, у нас тоже, — пробурчал Оря.

— Может, сейчас? — Вишена нашёл наконец опрокинутый ковш у себя за спиной, поставил перед собой, вытер о штанины липкие пальцы. — На коней снедь бросим, в лес, к горам, поводим их, в темноте и отстанут, а?

— Хорошо речёшь. — Рагдай вздохнул. — Справа слева от нас франки. Без шатров, в броне, с оружием сидят. Кони сёдланы. Так просто уйти, думаешь?

— Просто так, думаешь… — сквозь зубы процедил Стовов. Щека его задёргалась. — Кто крикнул Вольге хватать короля этого под деревом? Впутал. Писания свои знаешь только. Жизнь не знаешь. Раздробись спина!

— Придётся идти на Пражу. Если заложников возьмут, — тихо сказал Мечек, — можно потом отбить их. В ночь. Стребляне или полтески. Как в Вуке псаря Крозека брали.

— А может, не возьмёт франконец заложников, — успокоительно сказал Оря.

Все поглядели на него с сожалением.

— Не знаю я, делать чего. — Стовов наклонил голову, подставил кулак, кольца вдавились в морщины и кожу лба. — Не знаю. Боги ведают дни. Жертву надо. Людскую.

— Зарёкся ты человечину палить живую, резать, — осторожно сказал Оря. — Три года как минуло.

— Водополк волхам своим разрешает, Чагода Мокрый тоже, — промычал князь.