Знойный воздух колебался, отчего казалось, что жёлтый вереск и сочная кашка струятся по поверхности окружающих холмов, как вода в серебряной Мораве, а Исполиновы кручи за мёртвым полем не плотнее чёрных облаков над перевалами. Франки, отделяющие отряд Стовова от стены леса из осин, берёз и клёнов, тоже были готовы. Это были не те франки, что мелькали среди повозок и тканых стен города шатров (с пятнами подкожных рисунков на голых спинах, с простодушными коричневыми лицами землепашцев и бочкарей). Франки, стерегущие воинство Стовова, были одеты в железо, укрыты кольчужными бармицами и масками, в кулаках сжимали наборные поводья откормленных овсом рослых коней. Даже у черноглазого раба, с самого утра разносящего среди них воду, на шее была серебряная гривна. Когда Рагдай уговаривал высокого франка с длинными косами на груди пропустить часть варягов в лес, заготовить дрова для погребального костра, Эйнар и Свивельд за его спиной на полуфранконском полунорманнском пытались оскорбить железных воинов, нарочито громко обсуждая пикантный слух. Поговаривали, что маленький Дагобер, живя со своим опекуном, епископом Арнулем в одной комнате, был намного ближе к епископу, чем того требовало опекунство и честь. Франки на это даже голов не повернули. Только позже, когда нарубленные брёвна таскали к костру, а черноглазый раб взволнованно сообщил, что Арбогаст и Отт сегодня на рассвете разбили аваров, идущих навстречу Сабяру хану на Ольмоутц, и что сам Ирбис хан убит Арбогастом, выяснилось, что франки у леса — австразийцы.

Давно миновал полдень, жара сделалась невыносимой, запах травы и пыли стал едким. От него чесались ноздри и першило в груди. Скрипя и громыхая дощатыми колесами, под цоканье возниц, кивки рогатых бычьих лбов с роем слепней и навозным духом, неподалёку от шатра Стовова выстроились полтора десятка возов двумя неровными линиями.

Закончив распоряжаться и отослав обратно сонных, любопытствующих возниц моравов, краснолицый Туадор, который утром приволок избитых Ульворена и Икмара и выкуп за их битьё, пояснил, что в этих возах чужестранцы должны будут прятать большую часть оружия, когда двинутся громить Пражу, и что вечером король Дагобер сам придёт смотреть, как все приготовились. Туадор, озадаченно косясь на сосредоточенные лица дедичей, явно изготовленных к бою бурундеев и полтесков, показал Рагдаю и Семику ведёрки с дегтем для смазки колёс, на возах же пустоты для оружия под поленьями обманками. После этого франк поспешно удалился.

Всё было уже готово. Всё было решено. Молча. Ни Рагдай, ни Мечек больше не пробовали увещевать князя. Совет, прерванный смертью кормчего Гельги, не возобновлялся. Стовов, вычистив белобокого Пытока, сидел в шатре со своими старшими мечниками. То Ломонос, то Скавыка, довольные, выходили из шатра, перешептывались с Орей, преющим под своей волчьей шкурой, или с Вольгой, сидящим в изголовье спящего Хитрока. Хитрок же лежал как мёртвый под тканым навесом. Обнажённый, намазанный белёсой жирной кашицей, намешанной Рагдаем из медвежьего сала, цветков гречихи, толчёных камней ещё по ту сторону Исполиновых круч, для оживления конунга Вишены.