Копье уже вылетело из его руки, метя ей в сердце. Такой удар был бы нипочем вшитым пластинам, но не примотанному сверху Каджи.

Не имея времени увернуться, Ашия бросила оружие, обхватила Каджи и встала боком. Тамошние пластины были меньше и крепились реже, чтобы зазоры обеспечивали подвижность. Соскользнув с одной пластины, копье утонуло между двумя другими.

Ашию отбросило на шаг. На миг она решила, что ничего страшного не случилось, но, придя в движение, ощутила тяжесть копья, засевшего глубоко в боку.

Она не знала, сколь серьезна рана, но это, как и боль, не имело значения. Выдернув копье, она обратила его против напавшего, затем подобрала свое и помчалась за Бурой и Каменом.

Опередить их было легко. Дворец изобиловал ходами, известными только шарум’тинг. Ашия проходила сквозь стены, мужчины же поневоле спешили более длинным путем. Священная ноша замедляла их бег.

Ашия притаилась над арочным проходом. Каджи ворочался, а ее наспех перевязанная рана ныла и пропитывала одежду кровью. Однако Ашия дышала глубоко, и все это ее не тревожило.

О приближении воинов сообщило их шумное дыхание. Ашия пропустила под арку Буру и бесшумно упала на Камена.

При падении Каджи весело гугукнул, и несчастный воин вскинул взгляд точно вовремя, чтобы узреть свою смерть. Когда Камен выронил свой конец носилок, внезапный рывок лишил равновесия Буру, и Ашия прикончила его следом.

– Тикка! – крикнул Каджи при виде Кадживах. Ашия стиснула зубы, взвалив старуху на плечо.

Снизу донеслись крики: новые воины прочесывали дворец.

«Твой первенец мертв».

Инэвера смотрела на кости не мигая, успокаивая шквал захлестнувших ее чувств.

Долгом всех дама’тинг считалось произвести на свет наследницу, но она отвергла личные нужды ради народа и применила кости, чтобы сперва благословить Ахмана двумя сыновьями: одним – для шараджа, другим – для Шарик Хора. Мальчики родились по необходимости, но, пока они росли в ее чреве, Эверам своей неуловимой магией сотворил чудо: когда настало время кормить грудью, она уже полюбила сыновей.

Подрастая, мальчики в той же мере ей докучали. Она думала, что сыновья будут похожи на Ахмана, но они были сами по себе. Ибо кем еще стать отпрыску Избавителя, как не разочарованием?

Джайан был шарумом до мозга костей – свирепым и сознательно невежественным. От колыбели до Лабиринта он не потратил ни секунды на личную безопасность и пер напролом. Став вождем, он предпочел решать проблемы копьем, а не рассудком. В своем роде он был умен и даже мог прославиться, но вся слава досталась отцу. Он не успел до конца возмужать, и на его плечи легло бремя слишком многих решений.