– Оксанка… – прохрипел Лещинский. – Оксанка!
Бетонный свод, змеящиеся под потолком ржавые трубы, острые бело-голубые лучи, бьющие из щелей. Холодное прикосновение, после которого саднящая боль в ключице отступает.
– Мы здесь, – сказала сидящая на корточках девочка. – Укусы гамацу плохо заживают. – Она провела тряпицей Лещинскому по плечу. – Может быть загноение, жар и видения.
Лещинский заморгал, со стоном поднял руки и помассировал лицо. Он понял, что с него сняли одежду, оставили только трусы. Брюки, куртку, рубашку подложили под него, получилась комковатая, неудобная постель, пропитанная пылью мира под Чертовым Коромыслом и этой безымянной планеты… мертвой планеты, планеты-чистилища. Ботинки стояли рядом, из голенищ торчали носки.
Помещение было просторным, оно тянулось от одной стены небоскреба к противоположной. Свод подпирали массивные, тронутые ржавчиной колонны. Зал – не зал… Коридор – не коридор… Для чего оно было нужно? Вряд ли, чтобы здесь кто-то жил. Скорее, у этого зала, да и у всего небоскреба было какое-то техническое назначение. Что-то вроде недостроенных заводских корпусов…
Других предположений сбитый с толку рассудок делать отказывался. Лещинский снова потер лицо и переключил внимание на девочку.
– Твоя сестра мне привиделась?
– А вот и нет, – прозвучал девичий голос из глубины зала.
– Зачем было вас одинаково называть? – Лещинский приподнялся на локтях. – У ваших родителей было плохо с фантазией?
– У них была фантазия – о-го-го! – ответила девочка, сидящая на корточках. – Они назвали нашего брата Марсом. Потому что умерла бабушка, которая в свое время не позволила назвать нас Андромедой.
– Мы не сестры, – пояснила «дальняя» девочка. – Мы – один и тот же человек.
– Просто мы попали сюда разными путями, – продолжила сидящая. – Я – с Земли, а она – не говорит откуда.
– И не скажу! – фыркнула «дальняя». – Много будешь знать – скоро состаришься!
У «сидящей» появилось на лице виноватое выражение. Она снова провела тряпицей по ране Лещинского, словно извиняясь.
– Строит из себя злючку, – прошептала, наклонившись к Лещинскому. – Трудно поверить, что она – это я.
Лещинский мотнул головой.
– Я вообще ума не приложу, что у вас тут творится. Старый танк в пустыне, арсианка путешествует в компании жука-переростка, гамацу… эта тварь, которую вы зовете Баксом. Мне одеться надо, вы бы отвернулись.
Оксаны синхронно фыркнули. Первая отошла ко второй, подперла спиной колонну, принялась вертеть в руках тряпку, которой протирала бывшему гвардейцу рану.
– Вообще, я вам сочувствую, – Лещинский принялся натягивать брюки. – Я не слышал, чтобы кто-то когда-нибудь оказался в такой же ситуации. Но теоретически это, наверное, возможно. Фаг проедает пространство и время…