Шаги великана отдалялись. Потом на смену им пришел противный скрипящий звук, точно кто-то скреб ногтями по глянцевой бумаге. Лещинский вспомнил след саней, который он видел до встречи с гамацу.

Это походило на бред, но каждая новая планета обязывала жить по своим правилам. То, что кажется абсурдом ему – землянину с подпорченной под Чертовым Коромыслом психикой, – здесь такая же норма, как переполненное метро по утрам, как сигарета в перерыве между парами в институте, как старушки на скамейке перед подъездом.

Кровожадный великан брел через серую пустыню, волоча за собой сани, наполненные оторванными головами существ, принадлежащих к разным расам. И над его лысой башкой истово полыхало маленькое синее солнце…

Лещинский тряхнул головой, отгоняя яркое видение.

Вскоре скрип полозьев стих, растворившись в звуках пустыни: шепоте ветра и шорохе осыпающегося с гребней дюн песка. Ворон еще долго копошился в покойниках, клацая клювом, словно хирургическими ножницами. Казалось, успела минуть вечность, прежде чем он насытился. А после ворон то ли каркнул, то ли сыто рыгнул и поднялся в небо.

Только тогда они решились выбраться из убежища.

– Красный дракон убит! – с горечью выпалила Сон-Сар, переводя взгляд с Лещинского на Гарреля, а потом – обратно; выросты на ее скулах стали вишневыми от прилившейся крови. – Из-за вас! Мы с ним оказались в этом мире вместе! И помогали друг другу выжить! Он отвлек Бакса, чтобы мы смогли спрятаться!

– Как называется эта Сфера? – спросил Гаррель.

Сон-Сар всплеснула руками.

– Не важно! Никак! Не до того нам…

– Сколько вас? – подхватил Лещинский.

– Меньше десяти, – насупилась арсианка. – Это вместе с вами, новоприбывшими. Проклятые гамацу убили и съели многих… очень многих… Мы сидим в укрытии, как ясноглазики в норе, – она указала когтем на возвышения, к которым первоначально направлялись Лещинский и Гаррель. – Как только мы выбираемся наружу, на нас тут же начинают охоту или гамацу, или вон – Бакс, – Сон-Сар кивнула в сторону дюн, за которые, судя по следам, ушел великан.

– Попали так попали, – Лещинский положил ладонь на ключицу и ощутил кожей влагу.

– У тебя есть вода? – обратился к Сон-Сар Гаррель.

Арсианка сунула руку под рванину, извлекла узкую флягу, которая бы подошла, чтобы хранить в ней коньяк. Гаррель передал флягу Лещинскому. Сосуд был теплым и пах молодой арсианкой – сеном, нагретым солнцем.

Лещинский сделал пару аккуратных глотков, с трудом подавил искушение выпить всю воду одним махом, вернул флягу Гаррелю. Пить, само собой, после этих капель захотелось еще сильней. Но приходилось довольствоваться тем, что есть.