О том, что ждёт тебя за стенами камеры, когда отбудешь срок, допытываться также бесполезно. Всё равно никто ничего в точности сказать не сможет. Говорят, там, снаружи, хорошо. Блаженство и всё такое. А коли так, то впору ликовать, гражданин осу́жденный, – ты-то думал, казнь, а оказывается, амнистия! Не для всех, разумеется, – только для тех, кто соблюдал режим и сотрудничал с администрацией…

– Прелесть, правда? – призвал к ответу умильный женский голос.

Зрачки мои подобрались, перед глазами вновь возник сотовый телефон, удерживаемый алыми ноготками. На экранчике дошевеливался новорождённый. Дошевелился. Замер. В центре застывшей картинки обозначился треугольничек, коснувшись которого можно снова её оживить.

– Да, – сказал я. – Прелесть.

Она вспыхнула:

– Да что ж ты за человек такой!

– Какой?

– Тебя что, вообще ничего не радует?

– Радует…

– Радует?! В зеркало поди посмотрись!

Зеркал поблизости нет. Есть витрина. Тому, что я в ней вижу, радоваться и впрямь не стоит. Вот он, итог полувека: облезлый кумпол, морщинистая мордень. Этакая безжизненная планета, изрубленная ущельями и трещинами. Интересно, как насчёт раскалённого ядра: теплится там что-нибудь внутри или выстыло уже до самой серёдки?

Что делать, против часовой стрелки не попрёшь! Жизнь – как папироска перед расстрелом. Укорачивается и укорачивается. Хотелось бы знать, сколько ещё до исполнения приговора… А, нет, не хотелось бы! Решительно бы не хотелось.

– Ты же не живёшь! Ты всё время думаешь!

На это, как всегда, трудно что-либо возразить.

– Знаешь, о чём ты сейчас думал? Когда на него глядел!

– О чём?

– Вот вырастет он, станет взрослым, состарится… Так?

– Н-ну… не совсем так, но…

– От тебя же негативом шибает, как перегаром!

Виновато развожу руки.