«Винсент знает их всех много лет, ему виднее, кто на что способен».

 Может, и виднее, а может, в этом его слабость. Они для него как дети, и любящий отец едва ли захочет поверить в то, что один его ребенок убил другого.

 Полукровка нахмурилась и, гоня от себя подозрения, прошлась по освещенной части зала, пытаясь отвлечься на корешки старых книг. Алхимия, анатомия, медицина, история, а некоторые фолианты, судя по едва различимым на обложкам рунам, относились к запрещенной в Сиродииле даэдрической магии и некромантии. Проснувшуюся тягу к знаниям пришлось раздавить мыслью о том, что без разрешения это лучше не брать, да и толка от магических книг для нее не будет: здесь знание теории ничего не даст без хотя бы самых малых природных способностей, которыми природа ее не одарила.

 Когда рука все же потянулась к одной из книг по алхимии, из коридора донесся звук шагов, еще далеких, но приближавшихся с каждым мгновением. Не бандиты, не искатели приключений: те едва бы дошли сюда, миновав ловушки и скелетов, да и шли как-то слишком спокойно, будто у себя дома. И Терис готова была обрадоваться возвращению Спикера, когда с неприятным, близким к тревоге ощущением поняла, что он не один.

 Инстинкт, порожденный въевшимся за последние годы страхом, толкнул в черноту угла, скрытого колоннами и потемневшими от времени полками, где книги соседствовали с разложенными в стопки записями и алхимическими приборами, не нашедшими себе места в лаборатории. Надежное место, если никто не догадается заглянуть сюда.

 И все же дурацкая идея, надо было бежать в другой конец зала, где темнел ход куда-то в глубины форта...

 Терис не успела выбежать, когда в тусклом свете скользнули на камни две тени, а следом за ними вышли из коридора и люди. Спикера она узнала сразу, второй же, бывший на голову выше и заметно шире в плечах, шел следом, с некоторым усилием стараясь держаться прямо и скрывать напряжение. Еще шаг — и свет от горящих в жаровне веток коснулся волос гостя, окрасив их в бледно-золотистый, и отразился в серых глазах, когда он повернул будто окаменевшее лицо с глубокими складками.

 Харберт. Осунувшийся, непривычно чисто выбритый и одетый не в пример аккуратнее прежнего. И трезвый как никогда.

 Вечно пьяный, распускающий руки, не скупящийся на угрозы Харберт исчез без следа, натянув маску сосредоточенности и послушания. И, как ни парадоксально, именно этот новый внушал куда больший страх, вызывающий желание поглубже забиться в нишу и никогда не попадаться ему на глаза. Безграмотный пьяница не мог подставить Корнелия, у него не хватило бы догадки провернуть все это дело, а этот... В светлых глазах, будто бы остекленевших с момента их последней встречи, появилось что-то холодное, острое и крайне недоброе, рушившее все прежние представления о нем.