– Как Севастополь? – По мнению Нахимова, это был важнейший вопрос.

– Держится, насколько я знаю.

– Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, нападение, которое началось в тот самый день, когда вас ранили, отбито с потерями для неприятеля, – почтительно вставил реплику оказавшийся в дверях (случайно, разумеется) унтер из выздоравливающих.

– Травнев, то, что вы хотите порадовать Павла Степановича добрыми вестями, – это хорошо. Но разрешено ли вам ходить?

– Так точно, Марь Захарна, Тифор Ахмедыч дозволили ещё вчера.

Мариэла кивнула.

– Теперь к вам, Павел Степанович. К сожалению, никаких разрешений подобного рода вы пока что не получите. Особенно же опасны движения головой; также нельзя…

Тяжкие вздохи в список запрещённых движений не входили.

* * *

Обратный рейс гружённого боеприпасами баркаса прошёл в полном молчании. Офицеры не хотели обсуждать важные дела в присутствии нижних чинов, а те помалкивали, не желая вызвать недовольство явно чем-то озабоченного начальства. Но на причале Семаков выразительно (это было заметно даже в тусклом освещении фонаря) глянул на товарищей и произнёс:

– Господа, предлагаю немедля собраться у меня. Надо обсудить задачи на завтра.

Мешков и Неболтай молча последовали за капитаном второго ранга в сторону его квартиры.

Совещание началось с того, что на столе возникла бутылка, три стакана и немудрящая закуска. Всё названное тут же пошло в ход. Для начала налили по полстакана, употребили и закусили. Удивительное дело: все трое остались трезвыми. Посторонний (которого в комнате не было) мог бы подумать, что в бутылке содержалась вода, хотя внимательный чужак сразу бы унюхал несколько необычный для воды запах. Обсуждение началось с первого же стакана.

– Неплоха.

– На мой вкус, рыбка чуть пересолена.

– А мне нравится. В моих краях сигов так солят.

После второго стакана кулинарная тема сделалась менее акцентированной.

– Так что делать будем?

– Я, Владим Николаич, этот хвостик бы подъел. И под него потребил…

– А после хвостика?