На то, чтобы не вздрогнуть при звуке имени отца, уходит вся моя сила воли. Могу лишь надеяться, что папа в порядке. Наверное, он не потерял слишком много крови. Мне кажется, что пузырек способен прожечь в кармане дыру. Насколько проще было бы все провернуть, если бы я могла вонзить в Зорнова шприц с седативным веществом. Увы, грубое нападение исключено. Встреча должна закончиться стопроцентной уверенностью Зорнова в успехе – а воткнутая в шею игла абсолютно не способствует укреплению доверия.

– Сюда! – командует Зорнов и ведет нас, как безвольных, покорных овец, к другой винтовой лестнице.

Теперь он старается не поворачиваться к нам спиной.

– Хорошенько осмотритесь, доктор, а я смогу понаблюдать за результатами из своей гостиной.

Мы упираемся в необычные двойные двери: обманчиво хрупкие решетки ручной ковки, сквозь которые струится бирюзовый свет.

Сердце колотится, в горле застревает ком. Доктор Марике стоит в четырех футах от меня, так близко, что становится смешно. Он скоро уйдет, Зорнов вот-вот его утащит. Мне нельзя упустить свой шанс, нельзя, нельзя…

Зорнов смотрит на дверь: у него нет выбора, ведь вход оборудован сканером сетчатки глаза.

Я нащупываю кровокод. Мгновенно вытаскиваю его из кармана. Сейчас или никогда: тянусь к доктору Марике, который держит руки за спиной, наготове. Он успевает коснуться неопренового чехла в тот самый момент, когда Зорнов пятится от сканера.

Мы с доктором вздрагиваем от неожиданности, пузырек выскальзывает из чехла. Почему я такая неловкая?! Если пузырек упадет на бетонный пол или я брошусь за ним – все будет кончено.

Как же я неосторожна!

Рефлекс не дает мне устоять на месте. Я хватаю пузырек и молюсь, чтобы не издать ни звука.

Вокруг царит такая тишина, что я слышу, как у меня в голове шумит кровь. Лучше уж так, чем битое стекло и красное пятно на полу.

Я не раскрою тайну.

Времени нет, и я прячу стеклянную емкость в карман. Доктор Марике сжимает чехол в кулаке так быстро, что я даже начинаю сомневаться, видела ли я это на самом деле. Двойные двери открываются, и Зорнов опять поворачивается к нам. Я не сдаюсь, я просто этого не могу. К глазам подступают слезы, и я смаргиваю их. Модифицированные люди не плачут.

– Подержи их за дверями минуты четыре, – обращается Зорнов к Пеллегрину. – Мы успеем настроить экраны.

– Надо мной не проводили процедуру… Я не вправе спускаться так далеко, как они.

Мы предполагали, что экранами будет заниматься Пеллегрин – таким образом он смог бы контролировать, изображение с чьих линз выводить. А вернее – скрывать, что я не активирована, иначе отсутствие меня в сети вызовет подозрения.