Поэтому решили до границы идти пешком. А там, на месте, осмотреться. Майя уверяла, что им нужно идти дальше. Резиденция Прелата находилась в нескольких улицах от пограничной зоны. А вот Поль сомневался, что им удастся пересечь улицу, на которой прочно и надолго обосновалась смерть. Но он хотел увидеть все своими глазами. Безвыходных положений не бывает. И если лазейка есть, то он ее найдет обязательно.

Дальше они продвигались очень осторожно. Поль шел первым, напряженно вглядываясь и пряча за спиной Майю. Внешне безмятежная пустая улица таила в себе опасность. За каждым поворотом пряталась смерть. В брошенной, разрушенной летианскими сапогами детской беседке мог затаиться монстр из числа тех, с кем уже доводилось сражаться Дизелю. За треснутыми мутными окнами бывшего некогда популярным у гореванов кафе мог подстерегать летианский боевик или, того хуже, Цепной Пес. Поль ожидал нападения в любую минуту и старался прикрыть собой Майю. Он вновь почувствовал себя нужным кому-то, и это чувство радовало его.

А вот Майя, казалось, позабыла о том, что с ней приключилось. Она с любопытством ребенка выглядывала у него из-за плеча и все норовила выбежать вперед, увидев там что-то интересное. Это была то оброненная кем-то заколка с блестящими камушками, то разбитая витрина меняльной лавки, где раньше, до войны, встречалось много всякого интересного. Поль только и успевал сдерживать ее порывы. Ну не втолковывать же прописные истины про войну и разгуливающего поблизости врага. Достаточно того, что повсюду грохотали выстрелы, и то и дело на улице попадались тела убитых как напоминание о колеснице войны, прокатившейся здесь недавно.

– Ты не соскучился по дому? – неожиданно спросила Майя.

– Я?! – удивился Поль и задумался.

Если признаться честно, скучать-то ему было некогда. На Россе жизнь его в такой крутой оборот взяла, что размышлять на отвлеченные темы и времени не оставалось. Да и если вдуматься, что для него дом? Вечное перекати-поле, странник звездных дорог, выкормыш космических трасс, он уже и помнить забыл, как выглядел отчий кров, где он родился и прожил первые годы. Лица отца и матери давно забылись, вспоминались лишь руки и запахи. Он помнил прикосновение теплых губ отца ко лбу, и как это было щекотно. Папа носил жесткую густую бороду, и она колола Поля каждый раз, когда отец целовал его. Он помнил мамины нежные руки, гладившие его по голове, когда он ее чем-то радовал, и грубые подзатыльники, когда он ее злил. Как давно это было. У него ничего не осталось из той эпохи, все давно кануло в Лету. Где-то в Древе Независимости жил его родной брат, Николай Кальянов, только вот где он? И стоило ли его считать своей семьей? Что их сейчас роднило? Общие гены и одна фамилия. Разве этого достаточно?