— Да. Под ногами путался, поймали за хобот и сунули в рейс.

— Это меняет дело. Ну а Воленхейм? Этот не случайно?

Колб покрутил головой так, будто ему стал тесен воротник.

— Нет, этот по графику. Но… Да нет, не может быть никакого сговора! Знаете, какой у нас режим в Дивизионе жесткий? Никаких контактов с местными. Весь гражданский персонал — земляне. Охрана — в три эшелона. Контроль, контроль и еще раз контроль!

— И самоволок не бывает?

— Не бывает.

— И все парни у вас законопослушные, белые и пушистые? — усмехнулся Харднетт.

— Все! — уперся рогами Колб.

Полковник наклонился к его уху и шепотом спросил:

— А где тогда тягач с раймондием, если у вас тут все так круто?

Начальник штаба сдулся и поник.

Харднетт, резко сменив гнев на милость, ободряюще хлопнул его по плечу и пообещал:

— Ничего, коллега, разберемся. Причем разберемся, как учили древние — без гнева и пристрастия. — Затем повернулся к вертолету и крикнул: — Подъем!

— Уходим? — вскочил на ноги штурман.

— Уходим, — подтвердил Харднетт. И вновь обратился к Колбу: — Пойдемте. Тут ловить больше нечего.

— А главное — некого, — сплюнул тот от досады.

Они ошиблись.

Когда вертолет, подняв пыль, завис над Колеей, Харднетт увидел в иллюминатор, что над оставшимися внизу охранниками зависли две черные птицы. Напрягая крылья, они сопротивлялись порывам всклокоченного винтами воздуха. «Надо же, твари непуганые! — удивился Харднетт. — Ни хрена не боятся. Даже такого гула». Он оторвался от иллюминатора и не увидел, как в следующий миг птиц стало четыре. Ну а того, как две из них упали замертво, а две другие пошли в атаку на ничего не подозревающих и обреченных охранников, и не мог увидеть — машина уже развернулась и легла на курс.

Через сорок семь минут вертолет на несколько секунд опустился возле заброшенного песчаного карьера в трех километрах от юго-западной окраины Киарройока.