— Истина?! — начал заводиться Влад. — Кому здесь и сейчас нужна эта ваша истина?

— Мне.

— А мне так на хрен не нужна!

— Ну-ну. — Харднетт посмотрел туда, куда так напряженно вглядывался Влад. В той стороне прижавшиеся к скалам Звери перестраивали ряды. Понаблюдав какое-то время за этим небывалым действом, полковник спросил: — Скажи, солдат, это ты Воленхейма завалил?

Спросил в лоб и заглянул в лицо, чтобы пронаблюдать за реакцией. Но Влад — кремень. Ни-ни. Недрогнувшей рукой поправил шляпу и сам поинтересовался:

— А вам, полковник, знакома такая вещь, как Вторая поправка?

— Ну как же, как же! Конечно. Уголовно-процессуальные па для нас — святое.

— Так вот, полковник, я не собираюсь топить себя своими собственными руками и против себя показаний давать не буду. Зарубите на носу.

— Ладно, солдат, не горячись, я знаю, что ты ни при чем, — примирительным тоном сказал Харднетт, а потом заговорщицки подмигнул: — Его муллваты кокнули.

Как обухом по голове.

Делано хохотнув, Влад покачал головой, дескать, бред какой-то. И, стараясь, чтобы голос звучал натуральнее, сыронизировал:

— Ага, это они кокнули Курта. Потом зажарили и схавали. Как аборигены Кука. А косточки закопали. — Он перестал улыбаться и еще раз соврал: — Говорю же, он сам куда-то делся вместе с грузом.

Номер не прошел, Харднетт по-прежнему ему не верил:

— Туземцев защищаешь? Добрый? Или в доле?

Владу все это порядком надоело. Невольно сорвавшись на «ты», он перешел в наступление:

— Слушай, полковник, хватит прессовать. Ага? Мы сейчас не у тебя в застенках, а на огневой позиции, где за старшего, между прочим, я. Вот Зверя сковырнем, тогда и будем — разбираться: кто, кого, как и за что. А пока заткни фонтан. Хочешь — помогай, не хочешь — вали отсюда.

Харднетт изобразил на лице обиду и сказал с осуждением:

— Чего так грубо? А еще филолог.

— Я не филолог. Потому и знаю главные слова.

— Это какие же слова у нас главные?