— Еще какая, — кивнул Влад. — Исключительная сволочь. Друзей втемную использовать — последнее дело. А он использовал. Шагу без этого ступить не мог.

Харднетт закатил глаза:

— О! Пошло-поехало патентованное чистоплюйство.

Влад спорить не стал. Не потому, что сказать было нечего, а просто не до того стало. Скомандовал:

— Готовность — ноль!

И через секунду:

— Огонь!

Болдахо заорал как резаный.

— Нет, Кугуар, ты не прав, — выпустив первую стрелу, крикнул Харднетт. — В «Трех мушкетерах» д'Артаньян совсем еще пацан зеленый. Не умел финтить, брал нахрапом. — Выпустив вторую стрелу и потянувшись за новыми, продолжил: — Вот двадцать лет спустя он уже, конечно, предстал мастером разводок. Что да, то да. Но все равно, что касается друзей…

— Манипулировал он ими, — оборвал Влад монолог полковника, не переставая усердно кромсать спирали.

— Для их же пользы. — Харднетт быстро перезарядил арбалет и прицелился. — Счастья они своего не знали. Вот что. А он их носом ткнул…

— В счастье? — завернув летящую стрелу, спросил Влад.

Харднетт сначала выстрелил, только потом ответил:

— Нет, не в счастье. В убогость их существования. В это вот ткнул, а к счастью повел. К житейскому.

И, почти не целясь, выпустил вторую стрелу.

— Во-во, повел он их, и огребли парни счастья совковой лопатой, — подытожил Влад. — Аж пупки надорвали.

Харднетт не успел возразить — заорал. Вражеская стрела, срикошетив от камня, оставила на его щеке глубокую кровавую борозду.

Влад пнул ногой мешок в его сторону:

— Там аптечка.

Харднетт, зажимая рану ладонью, мотнул головой: