Его мысли вновь унеслись в светлое будущее, которое, по его представлениям, вот-вот должно было наступить. Сводилось оно по своей сути к открытию тоннеля на Терру, а в идеале и еще дальше. Он долго подготавливал этот момент, посвятив значительную часть своей жизни этому делу.

Много лет назад Аран вместе с Эль-Натом с таким же энтузиазмом готовил победоносный блицкриг тархонтов по мирам Великого Тоннеля. Тогда ими руководил слаженный дуэт из жажды власти и мести. Но это было совсем иное время, когда все было иначе. Тогда и Великий Тоннель был для Арана просто-напросто ПАРОМом, а именно – Пространственным Антигравитационным Релокатором Особой Мощности.

Для Эль-Ната, наверное, и до сих пор ничто не изменилось, с неожиданной долей грусти подумал Аран. Он-то провел эти тысячелетия в компании своих приятелей из штрафного экипажа да этих тупоголовых монстров. А мне тут одному пришлось за всех отдуваться. Эх, сколько раз приходило искушение плюнуть на них на всех и одному отправиться на Терру. Потихоньку, никто бы и не заметил. В конце концов, там у меня есть свои люди, которые достигли немалых успехов. «Атлантида» готова принять сигнал.

Но, несмотря на подобные мысли, Аран прекрасно понимал, что в одиночку ему своей цели не достичь. А состояла она теперь вовсе не в господстве над миром, или, если уж быть точным, мирами. По прошествии стольких лет для него все стало гораздо проще: Аран хотел жить.

Чудеса биоинженерии и генетики, способные практически бесконечно задерживать процесс старения, были для него чем-то само собой разумеющимся. Но, увы, не здесь. Не в этом случайном мире, которого и в принципе-то не должно было быть. По крайней мере, такого, с его бесконечными междоусобными войнами, феодалами, которые до одури гордились своими никчемными клочками земли, с его застывшими технологиями (Аран до сих пор не мог понять, ну как можно за многие века так и не изобрести банальных лука и стрел, чего уж там и мечтать про порох или лазерное оружие), с его полудикими и полуголодными обитателями, потомками великой звездной расы, которые тихо копошились в своем собственном дерьме, с завидной регулярностью возносили молитвы Алатфару и пребывали в счастливом неведении о собственном прошлом.

Аран вытерся большим махровым полотенцем, на котором была вышита улыбающаяся морда какого-то непонятного зверя, обрамленная розами. Аран тяжело вздохнул при виде этого смелого мотива работы очередного местного умельца и со скрипом провел рукой по запотевшему зеркалу во всю стену.

Он приоткрыл рот и сощурился, пробуя передний зуб языком. Зуб едва заметно шатался, и Аран скривился, причем скорее от отвращения, чем от боли. Мокрые капли медленно сползли вниз по отражению его худого лица с ввалившимися щеками. Словно слезы, подумал Аран, и в голове у него неожиданно всплыло стихотворение, как ему показалось, еще из школьной программы: