Она дрожала так сильно, что это было заметно даже под тяжелым церемониальным платьем. Шприц со снотворным, который доктор нан Домитриан поднес ей на подушечке, чуть не выпал у нее из руки. Циния сунула его в карман и, гордо выпрямившись, подошла к хрустальному гробу. Она улеглась в него, скользнула прозрачная крышка.

На наших глазах гроб с Цинией отделился от Гелиосферы и исчез в темном небе, отправившись к самому яркому солнцу системы. Если он долетит до звезды и сгорит, это будет благословением правлению Тайруса. Если же гроб разорвет в гравитационной турбулентности, тогда… будет распространена ложь, что он благополучно долетел до звезды.

Мой разум окончательно помутился. Ожидание неизбежной смерти наконец покинуло меня. Слова Цинии звучали в моей голове, зародив новые сомнения. Я отчаянно хотела поверить им. Поверить в то, что один из двух людей, которых я любила, не убил второго. Но… Что, если она соврала, лишь бы получить снотворное?

Тайрус однажды сказал мне, что чем аппетитнее наживка, тем охотнее ее заглатывают. Если это было ложью, то столь желанной, что я мечтала поверить в нее.

Между тем он сошел с возвышения. В своих золотых одеждах и с ореолом из волос, причесанных по церемониальной гелионической моде, он сиял, подобно солнцу. В его лице, которое могло выглядеть беспощадным, была и какая-то мягкость, и потребность в любви.

– Немезида, ты слышала, что она сказала? – спросил он.

– Как я могла не слышать? – Я неуверенно подняла на него глаза.

– Тогда позволь своей душе сказать тебе правду. Я же знаю, что она у тебя есть, так же как у меня. Правда в том, что я всегда тебя любил, – сказал Тайрус.

Он так на меня смотрел, что было ясно: император совершенно забыл о том, что в Гелиосфере находились другие люди. Он видел только меня, так же, как и я видела только его.

– Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Чтобы мы вместе управляли галактикой.

– Поклянись… поклянись, что не приложил руку к смерти Донии.

– Клянусь своей империей! – Он прижал руку к груди.

Но я все еще сомневалась. Лицо Сидонии, умоляющей меня об осторожности, встало перед моим внутренним взором. Все же искушение взять Тайруса за руку было непреодолимым. Он один был всем, чего я хотела, однако не могла же я позорно забыть ее смерть… Внезапно я вспомнила, что Сидония всегда желала мне счастья. О том, как она была рада, когда я научилась чувствовать и нашла свою любовь.

– Если я когда-нибудь узнаю, что ты мне солгал, – тихо предупредила я, – пощады не жди.

– Я бы и не ждал ничего иного от тебя, любовь моя, – улыбнулся он. – А теперь возьми меня за руку.