Майор сам превратился в единый поражающий фактор. Не выпуская из рук автомата, он бил и стрелял, стрелял и бил. Мощными ударами ног опрокидывал бандитов, посылая вдогонку короткую очередь в 2–3 патрона в шею — голову или пах — те места, которые не защищали нацепленные бандитами чужие бронежилеты.

Удары ног чередовал выносом челюстей и зубов при посредстве приклада. Иногда, перед тем как спустить курок, втыкал ствол бандитам в пасти.

При этом успевал уклоняться от чужих очередей, свободной от оружия рукой ставил блоки, отбивал в стороны вражеские стволы и ножи. Внутри бандитской стаи возник яростный очищающий от скверны вихрь.

Вопли и выстрелы продолжались буквально минуту, если не меньше, и все смолкло.

Межеедов расслаблено опустил оружие и счастливо улыбнулся. Я запомнил его таким, потому что никогда не видел, как он улыбается. Как это случается у людей с брутальными чертами лица, улыбка вышла особенно незащищенной.

— Ложись! — с отчаянием крикнул я.

Пуля попала майору в центр лба. Ярко — алая вспышка — и человека не стало.

Страх снял оцепенение, и я стал валиться вперед. Как оказалось, недостаточно быстро. За время экспедиции я оброс немного, так что пуля снайпера срезала клок волос. Вонюче запахло паленой шерстью.

И тут же ударила встречная очередь. Пули веером летели со стороны стелы, стригли кусты, во все стороны летели бутоны и венчики.

На мгновение мне показалось, что Межеедов жив. Правда стреляет не прицельно, и ствол его «гуляет», точно ему трудно удерживать его в руках.

— Палыч! Беги! Патроны! — пискнул Алька.

После чего пацаненок дал еще очередь, едва не прищучив меня самого. Было понятно, что Алька стреляет веером, на удачу. И удача нам улыбнулась.

Переждав очередь, я на карачках добрался до пацана. Алька двумя руками держал автомат. Я ухватился за оружие, пацан пихнулся.

— Возьми у фермеров!

— Прости!

Я подполз к ближайшему, это оказался Укур. Забрал автомат, походу спецназовский[49], похожий на болванку с прикладом, с упрятанным в корпус стволом.

Потом вспомнил наставления Межеедова и стащил с трупа лифчик с патронными коробами.

Бросил прощальный взгляд на убитого майора. Тот лежал, вытянувшись навзничь, с залитым кровью лицом и неестественно выгнутой назад шеей.

Чувство вины притупила чиркнувшая по бордюру стелы пуля. Чертов Захар.

Мы с Алькой заползли за бордюр, и пока ползли, в того впивались пуля за пулей. Захар надеялся, что старый потресканный камень не выдержит прямых попаданий. Мы с Алькой молились о противоположном, и наши молитвы оказались сильнее.