Побег из Лондона.

Нам повезло: пространство от стелы до Букингема заросло кустарником так же сильно, как и до нее. Так что нам без труда удалось затеряться в «зеленке».

Где ползком, где перебежками мы добрались до дворцовых пристроек, обогнув их слева. Сразу за поворотом стеной стоял лес. Не парк, а именно лес, заросший корявыми стволами и диким кустарником.

Мы с трудом продирались через густые джунгли. Глядя на голые плечики Альки, я невольно поеживался. А он двигался легко и непринужденно, чувствуя себя как рыба в воде.

Где — то через километр лес оборвался ровной низиной, покрытой зеленой ряской.

— Шаман говорит, тут раньше пруд был! — пояснил Алька на ходу. — Я пописаю!

У меня челюсть отпала, когда Алька присел (присела!) и скоренько сделала свое дело.

— Так ты девка! — вырвалось у меня. — Алька? Алка? Алла!

— Зови меня Алька! Я привыкла! — сказала она. — Ты медленно ходишь, Палыч, а надо быстро. Если не уйдем из Мертвограда до ночи, то тут и останемся!

— А мы на Мел стрит заночевали и ничего! — возразил я.

— Даже 8 — ми глазных гнилушек не было? — изумилась Алька.

— Бог миловал!

— Бог тут не при чем! — наставительно произнесла Алька. — И фермеров как вы заправски положили! Тот второй был твой друг?

— Да. Только я не знал об этом.

Алька поторопила.

— Потерпи, Палыч. Тут часа два быстрого хода и уже лес. Гнилушки в лес не заходят.

Мы перешли бывшую водную низину. За низиной стеной встал лес. И мы не сразу поняли, что вновь идем по городу. Узкие улочки, брусчатка, двухэтажные кирпичные дома. Можно было думать, что мы угодили в средневековье, если бы не брошенные как попало автомобили с проросшими насквозь кустами и деревьями.

— Это Эдвард роуд! Через час будет Мейда Вейл, а там уже до окраины рукой подать! — пояснила Алька. — А ты чего так шумно дышишь? Это называется храпение!

Нельзя сказать, что я был беспечен. Часто оглядывался, прислушивался. Пару раз мне показалось, что в домах, мимо которых мы проходили, кто — то шумнул, и я едва не пальнул в окна.

— Палыч, ты такой глупый! Днем в домах гнилушек нет! — она смеялась, а смех получился звонкий как колокольчик.