Светлый фон

– Может, он просто слишком глуп, – сказал один. – Неудивительно, что эти чертовы существа вымерли.

ПЯТЬ МИНУТ НАЕДИНЕ. ТОГДА УВИДИМ, КТО ГЛУП, НАСЕКОМОЕ.

ПЯТЬ МИНУТ НАЕДИНЕ. ТОГДА УВИДИМ, КТО ГЛУП, НАСЕКОМОЕ.

Спокойно, брат. У тебя отлично получается.

Спокойно, брат. У тебя отлично получается.

Юкико медленно поднялась, морщась и потирая место ушиба. Она осторожно потянулась вниз, коснулась пальцев ног и изобразила боль в пояснице, чувствуя, как шарят по ее телу глаза бусименов, и от их голодных взглядов у нее сохло во рту.

Аиша была права. Мужчины – ничего не подозревающие глупцы.

Аиша была права. Мужчины – ничего не подозревающие глупцы.

ЭТОТ ЦИРК СТАНОВИТСЯ УТОМИТЕЛЬНЫМ.

ЭТОТ ЦИРК СТАНОВИТСЯ УТОМИТЕЛЬНЫМ.

Мы еще посмеемся, когда окажемся подальше отсюда. А до тех пор нам придется терпеть все это. Ради моего отца и ради нас самих.

Мы еще посмеемся, когда окажемся подальше отсюда. А до тех пор нам придется терпеть все это. Ради моего отца и ради нас самих.

УПРЯЖЬ НАТЕРЛА.

УПРЯЖЬ НАТЕРЛА.

На второй день, когда Буруу уже в пятый раз сбросил ее крыльями с шеи, Юкико придумала, как их укротить. Она набросала эскиз и попросила Хиро отнести его сёгуну.

Мастера-политехники гильдии не слишком торопились выполнять заказ Йоритомо и доставили упряжь только через пять дней. Толстые ремни из мягкой резины и гибкая металлическая сеть теперь прижимали крылья Буруу к бокам. Эта упряжь якобы мешала попыткам Буруу взлетать и снова и снова сбрасывать Юкико, которая и так уже была вся в синяках. На деле же она скрывала новые перья, отрастающие по краям крыльев Буруу, и удерживала старые выпадавшие перья.

Когда упряжь доставили, Юкико обнаружила среди ремней небольшую коробку, на которой четким красивым иероглифом было написано ее имя. Внутри находился маленький механический арашитора, изготовленный из бумаги и латуни, размером не больше ладони. Она закрутила крошечную пружинку и поставила игрушку на пол – крылья арашиторы расправились, и он со стрекотом стал двигаться вперед быстрыми прыжками, отрываясь от земли на краткие мгновения.

На дне коробки лежала записка.

«Лежу в Кигене, пока не заживут ожоги. Слышал о твоем отце и Ямагате – мне очень жаль. Скучаю. Кин».

«Лежу в Кигене, пока не заживут ожоги. Слышал о твоем отце и Ямагате – мне очень жаль. Скучаю. Кин».