Ей пришлось отослать Шалер. Даже сейчас Тереза ощущала подступающие слезы, вспоминая ее лицо, ее улыбку, тепло ее тела, то, как она пела, танцевала, целовалась. Тереза до сих пор хранила бутылочку с ее духами. Среди всего этого дешевого хлама, которым всегда окружают королеву, у нее была одна поистине драгоценная вещь. Было достаточно слабейшего запаха этих духов, чтобы все обрушилось на нее заново. Та безумная, романтичная девушка, которая была готова сражаться со всем миром за свою любовь, по-прежнему была заключена где-то в этом жестком, стареющем теле. Тереза ощутила боль от набегающих слез, но она приучила свои глаза не плакать. Она отослала свою любимую в безопасное место. Надо уметь находить утешение в маленьких вещах, когда ничего другого не остается. Почти пустая бутылочка из-под духов и несколько сладких воспоминаний.

Она глубоко вздохнула – и использовала силу вдоха, чтобы распрямиться еще жестче. Теперь она жила для того, чтобы поддерживать надежды Орсо. Быть его неколебимой опорой. Его неукротимым щитом против колких насмешек толпы. Она создала себя заново из камня и стали – несгибаемое, суровое, бесчувственное изваяние женщины – ради него.

Она могла бы принять участие в игре. Могла бы улыбаться и лгать, и заключать сделки. Но отец научил ее, что компромисс – это слабость, а слабость – смерть. Лишь теперь, когда было уже слишком поздно, она начала сомневаться, не был ли ее отец в действительности не гигантом, но глупцом. Удивительно, насколько длинную тень отбрасывают родители для своих детей. Все, чего ей теперь хотелось, – это чтобы Орсо женился на какой-нибудь невероятно здравомыслящей женщине. Женщине с достаточно твердой рукой, чтобы вылепить из него того великого человека, каким, как она знала, он мог бы стать. После этого, возможно, ей наконец можно будет перестать давить на него самой. Отправиться в Стирию. Еще раз напоследок увидеться с Шалер…

– Перенесите нас в будущее, мастер Карнсбик! – воскликнул Орсо с той бесконечно благодушной улыбкой, которую губам Терезы всегда так хотелось повторить.

Она заметила, что верховный судья Брюкель смотрит на нее, причем с выражением глубокой печали на лице. Словно зритель трагедии, которая, к его собственному удивлению, задела в нем какую-то тайную струну. Как будто он каким-то образом угадал тот бездонный источник печали, что разливался внутри нее. Как будто…

* * *

Кажется, была какая-то вспышка. Откуда-то полыхнул огонь. Тереза открыла рот, но не успела ахнуть.

Что-то просвистело мимо. Послышался оглушительный хлопок, и потом – странная тишина.