– Кто-нибудь знает человека по имени Сарлби? – спросил он, поднимая кулак. – У него такая же татуировка, как у меня.

Теперь он больше не пытался ее скрывать.

Кое-кто испуганно отпрянул. Кто-то покачал головой. Некоторые, казалось, вообще его не услышали, погруженные в собственные унылые мысли.

Здание банка уже почти отстроили заново, со стен счистили лозунги сжигателей, с площади перед судом убрали мусор. Впрочем, три сооруженные там виселицы работали почти в том же бодром темпе, как когда делами заправляла Судья. За углом не менее деловито работала горстка шлюх – в перепачканных нарядах, с крашеными лицами, подтекшими от летнего дождя, с собранными кверху волосами, открывавшими покрытые синяками шеи, и подобранными кверху юбками, открывавшими бледные ноги.

– Эй, девчонки, вам не встречался человек по имени Сарлби? – спросил Броуд, поднимая вверх серебряную монету.

– Если хочешь говорить с девочками, нужно заплатить, – сказал ему вынырнувший невесть откуда, похожий на крысу сутенер.

Броуд глянул на него:

– Уверен?

Тот помрачнел, дернул лицом и нырнул обратно в свой темный переулок. Броуд повернул руку тыльной стороной:

– У него такая же татуировка.

Ближайшая из женщин покачала головой. Он все равно дал ей монету.

– Что ты за нее хочешь? – спросила она.

Броуд прикинул, сколько ей может быть лет под всей этой размазанной штукатуркой. Молодая, примерно как Май. Может быть, даже моложе.

– Бери так.

Он побрел по трущобной улочке невдалеке от того места, где они когда-то жили. Вместо мостовой была разъезженная грязь, смешанная с пеплом и мусором, выброшенным из окружающих домов. Здесь царил полумрак: здания кренились, опираясь друг на дружку, небо перегораживали веревки с бельем, хлопающим на грязном ветерке. Сточных канав не было, засиженные мухами нечистоты скапливались в озерца, отдельные места были выгорожены в загоны для визжащих свиней, и вонючий сток просачивался сквозь узкие оконца в подвальные помещения, где беднейшие из бедных влачили то, что было трудно назвать существованием.

Четыре человека несли на плечах гроб, за ними шествовала печальная толпа. Впереди шли две женщины в хороших черных платьях. В этих краях лучшей одеждой была одежда для похорон; впрочем, и надевать ее приходилось частенько. Похоронных дел мастера всегда умели убеждать скорбящих родственников потратить лишнюю марку, которой у них не было, так что долги следовали за людьми даже в Страну мертвых.

Броуд посторонился, пропуская траурную процессию. Ему хотелось дать им что-нибудь. Так же как люди помогали ему, когда он жил на такой же улице, хотя у них самих не было почти ничего. Ему хотелось дать им что-нибудь, но Броуд, выпятив подбородок, превозмог желание. Нельзя делать все проблемы своими проблемами, говорила ему Лидди. И была права.