— Да. До этого была в кавалерии, но как-то надоело. Хочу быть на острие атаки. Это вдохновляет.
— Глупо.
— Почему?
— Острие атаки ломается. Основную работу выполняют те, кто следом идет.
— Мне нечего терять.
— Семьи тоже нет?
— Я ушла. Еще в юности.
— Зачем?
— Я… сломала жизнь одной девушке. Та застукала меня со своим братом, и они сильно поссорились. Девушка пропала. Больше ее никто не видел. Ее брат обвинил меня. Все село травило мою семью. И я… не смогла так больше жить. В этих краях к славянам плохо относятся. Решила пойти в армию, раз уж жить с родителями и найти нормального жениха уже не выйдет.
— Ты поступила импульсивно.
— Наверное, да… поначалу. Но сейчас я занимаюсь этим больше десяти лет. Много времени прошло, и я чувствую определенную тягу к войне. Не могу уже без нее. Оказывается, готовить жиденькую кашицу и парней под юбку пускать не так весело… Наносить раны, получать их, сражаться… Это гораздо лучше. Я чувствую себя живой, отнимая жизни.
Рена молчала. Абсолютная темнота скрывала все вокруг, можно было ориентироваться лишь по очертаниям. Но даже этого хватало. Девушка обернулась к собеседнице.
— Ты меня узнаешь или нет, Гукь?
— Узнаю, конечно. Думаю, мы с самого начала поняли, кто такие, да?.. — славянка грустно усмехнулась. — Да и… не так много славян в этих краях. Тем более, в армии.
— Я подозревала. Но не могла делать поспешных выводов, тем более, что меня эта история не слишком интересовала. Я не виню тебя.
— Зато винят остальные. Село, твоя семья и… даже моя собственная. Отец был зол. Но… знаешь… знаешь, твои слова вдохновили меня. Когда ты приказала брату подойти и показать твое место, а потом нос ему сломала. Это было… впечатляюще. Тогда я увидела, что женщина может не только на кухне готовить.
— А ты запомнила кое-что другое? — спросила Рена, протягивая руку, спрятанную в латную рукавицу.
— Да… — Марья улыбнулась, хватаясь за ладонь подруги. А потом хихикнула. — Кашу надо готовить густой, с большими кусками волокнистого мяса. Иначе мужчина не наестся.
— Не только мужчина. Нам с тобой тоже нужно мясо. И густая, густая каша.
— Потому что мы с тобой тоже… не наедимся? — тихо спросила Марья.