Она скучала по коню, единственному существу, к которому привязалась в этом путешествии. Обычный скакун, просто скакун, нормальный, смертный, с милыми тусклыми глазами, отзывчивый на ласку и любовь.
Она продолжила восхождение по осыпи, ступая между кустами шалфея, – от усталости не обращая внимания на сонных змей и скорпионов, на мохнатых пауков среди заскорузлых переплетенных ветвей.
Топот копыт Погрома сотряс землю и затих на верху склона над головой Самар Дэв. Нахмурясь, она подняла голову.
Взгляд Карсы был, как всегда, бесстрастен; татуировки прятали лицо. Он склонился к шее скакуна и спросил:
– Что, плохо покормили?
– Пошел ты к Худу.
– Почему бы тебе не взобраться на Погрома, ведьма?
Поскольку Карса явно не собирался двигаться с места, ей пришлось обогнуть его, взбираясь наверх, цепляясь за кусты шалфея. Наверху она остановилась, тяжело дыша, и подняла к лицу ладони, вдыхая сладкий запах шалфея. Потом взглянула вверх на тоблакая. В голову приходили разные ответы, один другого злее. Так ничего и не сказав, она вздохнула и отвернулась, ища камень, к которому можно прислониться, – только безучастно отметила, что Путник опустил голову и что-то бормочет сам себе.
На поверхности серого сланца Самар Дэв увидела вырезанные узоры, закрученные вокруг млечных узелков кварца. Понятно, что каждый день на рассвете, когда солнце светит на эту сторону камня, узоры словно закручиваются вокруг сверкающих кристаллов. И для чего все эти усилия? Пожалуй, и боги не знают.
История, поняла Самар Дэв, почти вся потеряна. И неважно, как усердны архивариусы, очевидцы, исследователи – большей части прошлого просто не существует. И она никогда не будет известна. Это понимание словно опустошило ее глубоко внутри, запустило поток стирания памяти – мгновения, воспоминания уносились безвозвратно, навсегда. Самар Дэв кончиком пальца провела по вырезанной в камне змеистой канавке, потом обратно. Кто и когда делал так в последний раз?