Он подобрал повод и посмотрел вперед.

– Тени, – сказал он, – бывают жестоки.

Овраг с трудом открыл то, что считал глазом. Своим глазом. Драконус, стоя над слепым тисте анди, Кадаспалой, нагнулся и приподнял визжащее создание за тощую шею.

– Проклятый дурак! Ничего не выйдет, не видишь, что ли?

Кадаспала только захрипел в ответ.

Драконус еще мгновение хмурился на тисте анди, а затем снова швырнул его на груду тел.

Овраг хрипло рассмеялся.

Драконус пронзил Оврага гневным взглядом и сказал:

– Он пытался создать здесь проклятого бога!

– Который будет говорить, – отозвался Овраг, – моими устами.

– Нет, не будет. Не попадись в эту ловушку, маг. В этом месте ничего не создашь…

– Какая разница? Мы все скоро умрем. Пусть бог откроет глаза. Моргнет раз-другой, а потом подаст голос… – Овраг снова засмеялся. – Первый крик, он же последний. Рождение и смерть – а между ними ничего. Есть ли что-нибудь трагичнее, Драконус? Хоть что-нибудь?

– Драгнипур – ничья не утроба, – сказал Драконус. – Кадаспала, это просто клетка. Чтобы содержать Тьму внутри, а Хаос снаружи. Последний, отчаянный барьер – единственный дар, который мы могли предложить. Врата, уставшие от странствий, должны найти дом, убежище – крепость, пусть даже из плоти и костей. Этот орнамент, Кадаспала, должен был противостоять Хаосу – две несовместимые силы, ведь мы говорили…

– Не выйдет! – Слепой тисте анди извивался у ног Драконуса, как червяк на крючке. – Не выйдет, Драконус, – мы были идиотами. Безумием было думать, было безумием думать, безумием думать… отдай мне этого ребенка, это чудесное творение, отдай…

– Кадаспала! Орнамент – и ничего более! Только орнамент, будь ты проклят!

– Неудача. Провалы, разбитые на неудачи. Провал, провал, провал. Мы умрем, умрем, умрем, умрем!

Овраг слышал топот марширующей вдогонку армии: громовые шаги, звенят и шумят копья и штандарты, словно шелестящий под ветром тростник. Бесчисленные рты орут боевые песни – все разные – и создают какофонию войны, шум свирепого безумия. Ничего ужаснее Оврагу слышать не доводилось – ни одна армия смертных не могла бы погрузить душу в подобный ужас. И надо всем бушевало небо, ядовито-серебристое, бурлящее, пронизанное ослепительными вспышками приближающегося опустошения, спускающееся все ниже – и когда оно ударит, армия бросится в атаку. И сметет всех нас.